Рэмси Кэмпбелл - Страшные сказки. Истории, полные ужаса и жути (сборник)

В память о матери Элла посадила ореховое дерево, и на его ветвях всегда собиралось множество воронов, которые за ней присматривали. Девочка сбегала на рыночную площадь, собрала пепел брата и принесла его в судомойню. Там, в очаге, Элла вылепила из пепла портрет брата, и с тех пор каждый раз, как она разводила огонь, чтобы обогреть дом купца, в очаге за решеткой светился портрет – и в ее сердце тоже загорался огонек.

Когда Элла почти созрела – это значит, что ее тело изменилось и теперь она могла полностью нести все обязанности взрослых, – отец решил подыскать для нее новую матушку, чтобы та давала ей наставления, которые мужчина дать не может.

Незамужние горожанки по-новому взглянули на купца и увидели человека состоятельного и всего-то с одной дочкой, на которую он тратил свои денежки (в том городке было в обычае иметь самое малое по шесть или семь детей). Поэтому, хотя купец был толст, неуклюж и не слишком умен, вскоре у него отбоя не стало от женщин, которые его добивались.

Хотя невест было немало, купец распорядился своей судьбой неразумно – пал жертвой женского вероломства, тягаться с которым ему оказалось не под силу. Его избранница (а точнее, та, которая избрала его) была пригожа лицом, но крутого нрава, а с ней в дом пришли две ее невзрачные дочери от первого мужа, которого свели в могилу изнурение, тоска и женушкин уход.

Дочери пошли в мать, но были еще более злобными, эгоистичными и тупыми. Сестры были неспособны вести беседу ни о чем, кроме самих себя, к тому же одна из них хихикала так пронзительно, что птицы падали с веток замертво, а другая была столь красноречива, что своими речами усыпляла слушателей. Они возненавидели красавицу дочь своего нового отца, до того прелестную, что при ее виде плоды в саду наливались сладким соком. Злые сестры отняли у нее все красивые платья, которые она сама себе сшила, отправили ее на судомойню и заставили делать самую тяжелую работу: мыть, стирать, чистить, поддерживать огонь в очаге. Ей было строго велено следить, чтобы огонь никогда не гас (потому что жили они в горном краю, куда редко заглядывало солнце, а мороз пощипывал кожу даже в разгар лета).

Сестры нарекли дочь купца Элкой-Золушкой и отказывались звать ее иначе. Впрочем, вскоре они о ней и вовсе позабыли, вспоминая только, чтобы дать какую-то тяжелую работу. Купец все время был занят, приумножая свое состояние, а новая его жена день-деньской разъезжала, навещая других богатых дам в окрестностях. Сестры только и знали, что расчесывать волосы, красить ногти, сплетничать о соседях, читать в местной газете объявления о вечеринках и танцах, да еще то и дело шумно ссориться между собой.

Как-то они прослышали, что в их края едет погостить прекрасный принц. В его честь должны были давать пышный бал в роскошном особняке бургомистра, расположенном на утопающем в зелени холме, в единственном месте в округе, которое хоть иногда согревали лучи солнца. Расчетливый бургомистр надеялся попасть в милость, принц был неженат, а в городке полным-полно безмужних женщин (многих их ухажеров унес мор, другие погибли, не выдержав тяжкого труда на рубке леса) – вот и было решено устроить не один, а несколько праздников, что послужило бы к удовольствию обеих сторон.

Каждый, кому небезразличны подобные события, стремился туда попасть, и сестры тоже умоляли мать достать приглашения. Карточки с золотым обрезом были заблаговременно разосланы каждой девушке в возрасте от четырнадцати до двадцати одного года. Семье купца, благодаря связям, тоже удалось раздобыть заветные приглашения, несмотря на то что приемные дочки давно уже не попадали в нужную возрастную группу.

Мерзкая парочка не могла отказать себе в удовольствии поиздеваться над Золушкой, обсуждая бал.

– Возможно, я тоже могла бы туда пойти? – с надеждой спросила Элла, – В конце концов, я подхожу по возрасту.

– Ты? – захихикала одна из сестер, помахивая золоченым приглашением перед своей тощей бледной физиономией. – Да ты взгляни на себя, дорогуша, – ты же настоящая уродина, лохматая, неотесанная грязнуха. Как можешь ты даже помыслить о том, чтобы явиться на бал и попасть на глаза высокородному принцу? Кроме того, твое дело присматривать, чтобы огонь в очаге не гас. Оконные стекла покрыты ледяными узорами, а ты должна следить, чтобы дом не промерз, – не можем же мы предстать перед принцем с красными носами.

Весело смеясь, они отправились в город красить волосы и укладывать их в замысловатые прически, чтобы понравиться молодому члену королевской семьи.

В тот вечер все семейство отправилось в великолепный дом бургомистра, и только падчерицу оставили поддерживать огонь в очаге. «Это нечестно, – думала Элла-Золушка. – Почему они заставляют меня работать, а сами пошли на бал и стараются понравиться прекрасному принцу? К тому же обманным путем».

Тут Золушке пришло в голову, что все равно пойти на бал не получилось бы, ведь у нее не было приглашения. Пламя сделалось ниже, за тлеющими поленьями проступило светящееся лицо Пепельного мальчика, ее умершего братца Питера, и девочка утешалась, любуясь им. Слезы ее, шипя, упали на его сияющие алым светом черты, и в тот же миг она услышала голос: «Ты сможешь пойти на бал, Элла-Золушка, ведь приглашения были разосланы всем подходящим по возрасту девушкам. Твои сводные сестры швырнули в огонь твое приглашение, но я положил на него свою холодную пепельную руку и не дал ему сгореть».

С этим словами Пепельный Питер протянул пепельную руку и подал ей карточку с золотым обрезом, так что Элла-Золушка вынула ее из огня нетронутой.

– Спасибо, Пепельный Питер, – сказала Элла-Золушка, – я все равно не смогу им воспользоваться, ведь мне совсем нечего надеть.

– Ты сама себе шила, пока отец не женился второй раз, – прошептал Пепельный Питер, – и хотя платья были не из шелка и атласа и не украшены бриллиантами и рубинами, они были прелестны, как деревца, восхитительны, как нежный ветерок, и струились, как ручейки.

Воспрянув духом от этих слов, девочка побежала в дровяной сарай, где они с братом всегда хранили свои нехитрые пожитки, и отыскала там лоскутки тканей, нарвала изумрудной травы, собрала росу, сверкающую в лунном свете, как сапфиры. Ее ловкие пальчики двигались так проворно, что очень скоро она дошила платье, горящее всеми красками ночи. Элла-Золушка умела держать в руках иголку.

Она быстро вымылась, оделась и тогда отважилась взглянуть на себя в зеркало: она увидела красавицу, перед которой не устоял бы и сам принц. Золушка надела на голову диадему, сплетенную из ореховых прутиков, пощипала щеки, так что они зарумянились, и плеснула на волосы розовой воды. Она даже успела вырезать из коры пару изящных туфелек и посеребрила их инеем, покрывшим луг.