Рэмси Кэмпбелл - Страшные сказки. Истории, полные ужаса и жути (сборник)

За ее спиной стоит Аша, со спокойным достоинством, в свадебном платье. Белое, воздушное, оно светится в последних лучах солнца, проникающих в потолочное окно у них над головами. Мать старательно учила ее тому, как всегда показывать себя в наилучшем виде, она знает все, что нужно, об освещении, постановке, композиции, походке и осанке, о том, как, войдя в комнату, оставаться в центре внимания с первого мига и до самого ухода.

Впрочем, трудно избавиться от ощущения, что она пока не развернулась во всю мощь, а играет вполсилы, как на тренировке. Она бережет себя, хранит до времени, когда нужно будет засиять полным светом.

Платье – плод семи бессонных ночей семи рукодельниц-белошвеек – очень похоже на свадебный торт, столько на нем оборочек и лент, рюшей и украшений. Белоснежное, сияющее, так густо расшитое стразами, что даже смотреть больно. Она впервые показалась в платье, и Нел приходит в голову, что оно похоже на доспехи.

Никто, кроме Далиты, не удостоен чести готовить Ашу к свадьбе, потому что Далита не доверяет никому кроме себя. Она безусловно знает свое дело: Аша так хороша, что дух захватывает. Ее сестры, даже Киззи (слегка позеленевшая) любуются ею с восхищением и восторгом – и не без зависти. На волосах у Аши – тщательно причесанных, перевитых и уложенных в замысловатую форму, напоминающую крученые нити из черного сахара – красуется диадема, тончайшая работа ювелирных дел мастера. От нее вниз струится шелковая вуаль, тонкая, как паутинка. Вуаль спадает почти до пола, но в ней чувствуется какая-то незавершенность. Диадему венчают семь лучей, веером развернувшихся над головой Аши, как павлиний хвост, семь тонких полых пик, но на концах у них нет наверший из драгоценных камней, как можно было бы ожидать.

Далита оглядывается через плечо, пропускает Ашу вперед, в середину чердачной комнаты, так что она стоит в окружении сестер (только не Нел, Нел пятится назад, зная, что ее место не здесь, и подпирает стенку, тихо, как мышка). Пальцы Далиты вцепились в шкатулку, они дрожат от нетерпения, пока она возится с застежкой.

– Этот ларец, – начинает она, замолкает, колеблется. – Его ни разу не открывали сорок лет, со дня свадьбы вашей бабушки. Внутри подарок невесте, который может преподнести только семья: и приданое, и дары на будущее.

Она поднимает крышку и подносит сначала Сильве, потом Таллин, за ней Яре и Нанэ, затем Киззи и, наконец, Карин. Сама она вынимает последний оставшийся предмет. Теперь у них в руках что-то, напоминающее очень длинные (длиной с руку), шляпные булавки, на концах у них драгоценные камни, все разных цветов. Далита подходит к Аше со своей, увенчанной бриллиантом, булавкой, бережно прикрепляет ее к среднему лучу диадемы.

– Долголетия тебе, дочь моя. Процветания и благоденствия твоей семье.

Все сестры проделывают то же, и вот уже над диадемой Аши словно радуга загорелась: синий, красный, зеленый, фиолетовый, оранжевый, розовый и бриллиант, ясный, как луч света.

Серьги, дар жениха Аши, висят, как крупные капли мутной воды. Далита поправляет ей волосы, слегка, пытаясь прикрыть оскорбляющее глаз украшение. Она хмурится, мысленно отметив, что завтра нужно будет об этом позаботиться.

Далита осматривает других дочерей, не говорит ни слова, только взмахивает рукой.

Следом за ней они спускаются с чердака по лестнице, минуют два этажа дома со спальнями, каждая из которых, с прочной кроватью и ванной в уголке, оформлена в своем стиле. Их путь сейчас вниз, к трем гостиным на первом этаже, где они устраиваются в креслах и на длинных диванах. Яра и Нанэ отдергивают шторы на окнах и, усевшись на мягкие сиденья, высматривают клиентов. Они улыбаются, зазывно машут, приветствуя завсегдатаев и приглашая новых посетителей зайти. Киззи и Таллин проверяют, чтобы в каждой комнате были тележки с разнообразными напитками, а хрустальные бокалы и фужеры всех размеров и форм стояли наготове. Сильва следит за тем, чтобы открывать дверь на третьем ударе молотка (именно третьем, не очень поспешно, но и без лишнего промедления: три удара – как раз то, что нужно, чтобы обострить чувства клиента, но не заставлять его, или ее, слишком долго томиться в предвкушении). Карин ждет рядом с ней, готовая принять пальто, шляпы, трости и аккуратно разместить их в просторном гардеробе у входа. Завтра у них выходной, но не сегодня.

– Ты, – говорит Далита, пальцем указывая на Нел, но не глядя на нее. Нел ломает голову, не догадалась ли женщина о чем-то. – Отнесешь это Вице-королю.

Нел кивает, прячет письмо в карман.

– Но сначала помоги сестре снять платье. – Потребность Далиты властвовать распространяется только на создание иллюзии, но не на ее разрушение.

Нел снова кивает, хоть и знает, что это не обязательно, этого от нее не ждут.

Далита, шелестя бордовым платьем, поворачивается, легонько касается сливочной щеки Аши. Краем глаза она ловит свое отражение в одном из зеркал, висящих по обе стороны коридора, и замирает, как громом пораженная. Нел интересно, сколько ночей проводит эта женщина, изучая свое отражение, наблюдая, как годы касаются кожи, как начинают разрушать ее красоту. Далита встряхивает головой, на миг закрывает глаза, уходит. Девушки, услышав стук каблуков по ступеням, приходят в себя.

– Оно тяжелое? – спрашивает Нел. Аша кивает осторожно, чтобы случайно не повредить произведение искусства на голове. Нел начинает с головного убора, прежде всего она отстегивает вуаль и бережно кладет на ближайшую кровать. Потом очередь диадемы, она ложится рядом.

– Он красивый? Вблизи? – неожиданно спрашивает Аша.

Нел – она поглощена расстегиванием двух сотен крошечных жемчужных пуговок, бегущих по спине платья – прерывает работу. Нел спрашивает себя, не рассказать ли сестре о тех моментах, когда ей кажется, что Вице-король выглядит иначе, но решает, что не нужно.

– Да. Ты же видела его из окна.

– Но только издали. Он добрый? Ты с ним разговаривала.

– Нет, я носила ему письма, а это другое. – Нел раздумывает. – Он… решительный. Он знает, чего хочет. Он учтивый.

Аша вздыхает:

– Видимо, это лучшее, на что я могу надеяться.

Нел обнимает сестру, прижимается своей заурядной бледной щекой к ее щечке, розовой, как бутон. Они молчат, понимая, что все лучшее, на что Аша могла надеяться, у нее уже было, в доме у Плакучих Ворот.

Матушка Магнус работает и живет в длинной узкой комнате, в ветхой заброшенной пристройке, вклинившейся между двумя домами побольше. Ее кровать и умывальник в дальнем конце, а мастерская и лавка впереди. Посередине – обветшалая кухонька. На вид Магнус – вылитая ведьма, горбатая и скрюченная, с шаркающей походкой. Пол-лица у нее покрыто шрамами, вторая половина пока довольно гладкая. А вот волосы ее удивляют: белые, как серебро, длинные, мягкие, густые и пышные, они заставляют думать, что матушка знавала другие времена. От нее пахнет лавандой.