Бетти Смит - А наутро радость

– Оставь меня в покое, хорошо? – отрезала Анни и повернулась лицом к стене.

Карл изо всех сил пытался заниматься, но деликты не шли ему на ум. Пытаясь конспектировать, он лишь выводил на бумаге какие-то закорючки. Он переборол желание закурить сигарету, опасаясь, как бы дым не потревожил Анни. Она лежала так тихо, что он подумал: не уснула ли она? Он прислушался к ее дыханию, но ему мешало тиканье часов. Тогда он подошел к кровати и наклонился, чтобы послушать. Она спала, мерно дыша.

Карл разделся в ванной, чтобы не разбудить Анни. Вернувшись в комнату, он поднес руку к выключателю, надеясь, что щелчок не разбудит ее. Осторожно забравшись в постель, он улегся на самом краю. Она повернулась и дотронулась до него.

– Возьми меня за руку, дорогой, – попросила она.

Он с облегчением почувствовал, что теперь ее рука теплая.

– С тобой такое часто бывает, любимая? – спросил он.

– Каждый месяц, – устало ответила она. – Через каждые двадцать восемь дней. – Он ничего не сказал. – Разве ты не знал , Карл?

– Нет, не знал. Мне бы следовало знать, но я не знал. Наверно, я законченный дурак. Неудивительно, что хозяйка спросила, сколько мне лет.

– Не знаю, почему это проходит у меня так тяжело, – грустно сказала Анни. – Ведь в остальном я такая здоровая. И я становлюсь такой раздражительной! Тебе придется меня терпеть, Карл.

– Ты чудесная, – возразил он. – Просто чудесная. И раздражайся на здоровье.

– Мне так жаль, Карл, что несколько ночей мы не сможем…

– Тише! – перебил он. – Все в порядке! Главное, чтобы ты была здесь вечерами, когда я прихожу домой.

Он держал Анни за руку, пока она не заснула. А сам долго лежал без сна, испытывая облегчение оттого, что она не беременна. Потом он устыдился этих мыслей. Это неправильно, подумал он. Нет, так не должно быть.

Был ноябрь, и во вторник на бакалейной лавке Генри было вывешено объявление: «Закрыто». Снаружи лежал открытый мешок из дерюги, полный грецких орехов. Анни наблюдала через дорогу за очередью из белок. Они заходили за угол, брали орех и затем исчезали. Это было похоже на очередь в бесплатную столовую. Анни бросилась через дорогу и спугнула их. Белки разбежались в разные стороны, сталкиваясь друг с другом.

Из лавки вышел Генри и спросил Анни, что это она делает.

– Оказываю услугу, – ответила она. – Белки воровали орехи, и я их прогнала.

– Но я для того и выставляю орехи, Анни, чтобы белки их воровали. Раз в год. В свой день рождения я закрываю лавку, чтобы люди их не беспокоили.

– Ваш день рождения, Генри?

– Сегодня мне шестьдесят один.

– Вам никогда столько не дашь!

Конечно, он выглядел на свой возраст. Он знал это, и Анни знала. Но было приятно сделать ему комплимент.

Теперь белки сидели на другой стороне улицы, устремив взгляд на орехи. Одна, самая смелая, подскочила к мешку, с вызывающим видом взяла орех и убежала. Видя, что она вернулась невредимая, остальные осмелели и снова выстроились в очередь. «Смотрите!» – сказал Генри. Он взял орех, присел на корточки и вытянул руку. Одна из белок моментально выхватила у него орех. Анни последовала примеру Генри. Маленькая белочка присела на задние лапки, скрестив передние; ее нос дергался, а хвост дрожал. Наконец она схватила орех, сунула его за щеку и удрала. Анни была в восторге. Пока она угощала белок, Генри рассказывал, что устраивает им пир уже одиннадцать лет.

– С тех пор как мне исполнилось пятьдесят, – сказал он. – И только подумайте, Анни: они знают точно, в какой день приходить. И никогда не пропускают его. Когда-то их были сотни, но теперь осталось немного.

– Что же случилось с остальными, Генри?

– Когда город разросся и большие деревья вырубили, освобождая место для домов, большинство белок ушло в леса. С каждым годом их становится все меньше.

– Знаете что, Генри? Вы очень хороший человек.

– Нет. Просто я надеюсь, что кто-нибудь будет скучать по мне после моей смерти.

Он рассказал, что когда-то этот банкет для белок в его день рождения был широко известен. Газеты писали об этом и помещали фотографии. Одна публикация заняла с полстраницы. И там написали о его покойном сыне. О том, как он храбро сражался на войне. Генри сохранил эту газету.

– Мне бы так хотелось на нее взглянуть, – сказала Анни.

– Может быть, я покажу вам ее когда-нибудь. А может быть, и нет, – ответил он.

Анни улыбнулась.

В своем новом облике Анни чувствовала себя в кампусе непринужденнее. Она приходила туда к концу занятий. С книгами в руках смешивалась с толпой студентов, притворяясь, будто она одна из них. Однажды она с улыбкой сказала «Привет», ни к кому не обращаясь, и помахала. Какая-то студентка, очевидно, приняла Анни за кого-то из знакомых и помахала в ответ. Ободрившись, Анни сделала следующий шаг. Она присоединилась к группе студентов и вместе с ними вошла в Кэссон-Холл, как будто у нее были там занятия.

Наклонившись над фонтанчиком, она выпила воды. Ее удивило, что у этой воды такой же вкус, как у любой другой. Нахмурившись, с деловым видом она принялась изучать доску объявлений. Там было объявление о крайнем сроке для конкурса рассказа. Кто-то сдавал комнату, кто-то хотел продать камеру, слегка подержанную, а кто-то хотел купить дешевую пишущую машинку. Кто-то потерял галошу с левой ноги, мужскую. Кто-то нашел перчатку и прикрепил ее к доске канцелярской кнопкой. В уголке была личная записка: «Нэнси, давай встретимся в 3, в кондитерской у Лайва. Эд» . Под ней было написано разными почерками: «Я там буду. Дуг Фэрбенкс» . И ниже: «Я тоже. Уолт Уитмен» . А третий написал: «Я там буду, Нэнси. Зиг Фрейд».

Поглощенная изучением доски объявлений, Анни не заметила, как студенты разошлись по своим аудиториям. Она была одна в пустом вестибюле. Направляясь к входной двери, она остановилась возле аудитории, чтобы послушать. Дверь была открыта, и она услышала:

– …натурализм – просто другое название реализма.

– Какие мнения на этот счет? – В голосе преподавателя прозвучал вопрос. – Вы подняли руку, мистер Бойтон?

– Это две разные вещи.

– Объясните.

– Две разные вещи. Это всё.

– Мисс Декоу? Я вижу вашу руку.

– Ну, натурализм – это вываренный реализм.

– Вы хотите сказать, что это жалкие остатки реализма?

Студенты рассмеялись. Анни тоже засмеялась, прикрыв рот рукой. Не то чтобы ей было смешно – просто она жаждала быть причастной. И тут в беседу вмешался юноша с низким голосом:

– Реализм грубый и крутой. В нем полно убийств и секса.

Мальчик с тонким голосом сказал:

– В натурализме тоже есть секс. Может быть, секс скорее натурален, нежели реален. Но…

– Мы отступаем от темы, – заметил преподаватель.