Трумен Капоте - Завтрак у Тиффани. Голоса травы

Она проспала три или четыре дня. Кэтрин подремывала рядом в кресле-качалке, тихо шугая нас с Вереной, стоило нам на цыпочках войти в спальню. Она упрямо обмахивала больную образом Христа, словно стояла летняя жара, и беспардонно игнорировала предписания доктора Картера.

– Я этого и свинье не дам, – возмущалась она, тыча пальцем в какое-то лекарство.

В конце концов доктор Картер сказал, что пациентку надо класть в больницу или он с себя снимает всякую ответственность. Ближайшая больница в Брютоне, а это шестьдесят миль. Верена заказала оттуда «скорую». Только зря потратилась, так как Кэтрин заперлась в спальне изнутри и пригрозила, что тому, кто попробует подергать дверную ручку, самому понадобится «скорая». Долли не понимала, куда ее хотят везти, и просила лишь об одном, чтобы ее не трогали.

– Не будите меня, – говорила она. – Не нужен мне ваш океан.

К концу недели она уже садилась на постели, а вскоре окрепла настолько, чтобы возобновить переписку с покупателями целебной настойки. Ее обеспокоила куча заявок, лежавших без ответа, на что Кэтрин, считавшая выздоровление Долли своей заслугой, сказала как отрезала:

– Ха, нам только не хватало заняться варевом!

Каждый день, ровно в четыре, раздавался свист судьи, чтобы я ему открыл садовые ворота; он избегал парадного подъезда, тем самым уменьшая вероятность встречи с Вереной, хотя она ничуть не возражала против его визитов, наоборот, всегда держала для него наготове бутылочку хереса и коробку сигар. Обычно он приходил к Долли с подарком: печеньем из пекарни «Руками Кэти» или цветами – бронзоватыми шарообразными хризантемами, которые Кэтрин тут же уносила, полагая, что они забирают из воздуха весь питательный ассортимент. Она так и не узнала о том, что он сделал Долли предложение, однако, интуитивно чувствуя, что дело нечисто, ни на минуту не выпускала его из виду и, хорошо прикладываясь к хересу, поставленному для гостя, при этом не закрывала рта. Но подозреваю, что ни он, ни Долли и не собирались обсуждать свою личную жизнь; они принимали друг друга без ажитации, как люди, давно разобравшиеся в своих чувствах. Если он и разочаровался в жизни, то не из-за Долли: по-моему, она стала такой, какая была ему нужна, тем единственным человеком, перед которым, по его собственному выражению, не надо таиться. Но когда ты можешь сказать все, к чему вообще слова? Ему было достаточно просто находиться возле нее, не требуя, чтобы его развлекали. Пока она была в жару, ее одолевала сонливость, и если она во сне начинала хныкать или напрягаться, он ее будил с солнечной улыбкой.

До сих пор Верена не разрешала нам обзавестись радиоприемником. Пошлые мелодии, утверждала она, способствуют расстройству ума, не говоря уже о серьезных тратах. Однако доктор Картер сумел ее убедить, что это благотворно подействует на Долли, поможет ей справиться с затяжной болезнью. И Верена купила приемник – грубо раскрашенную уродину, похожую на капот машины, – наверняка заплатив за него приличные деньги. Я вынес его во двор и перекрасил в розовый цвет.

Но даже после этого Долли поначалу не горела желанием видеть его у себя, зато потом вцепилась так, что силой не вырвешь. Они с Кэтрин слушали радио с утра до вечера, приемник был постоянно разогретый, хоть высиживай на нем цыплят. Особенно они запали на трансляции футбольных матчей.

– Пожалуйста, не надо, – останавливала Долли судью, когда он пытался растолковать ей правила игры. – Мне нравится загадка. Все кричат, все в восторге. Если я буду понимать причину, это уже будет не тот размах и не тот градус.

Особенно же судья злился, что не может убедить ее болеть за кого-то одного. Долли полагала, что обе команды достойны победы.

– Они все хорошие ребята, я уверена.

Из-за этого радио мы с Кэтрин даже поцапались. В тот день Мод Риордан должна была выступать в музыкальном конкурсе штата. Само собой, я хотел ее послушать в прямом эфире, и Кэтрин об этом знала, но она уже настроилась на игру университета Тулейна с Технологическим институтом Джорджии и не подпускала меня к приемнику.

Я сказал:

– Да что с тобой случилось, Кэтрин? Ты стала эгоисткой, вечно всем недовольна, все должно быть по-твоему. Даже Верена никогда такой не была.

Она вела себя так, словно уронила свой престиж в столкновении с законом и теперь компенсировала его за счет удвоенной власти в доме Талбо, мы же из уважения к ее индейской крови должны терпеть эту тиранию. И Долли смирилась, но в данном случае взяла мою сторону.

– Пусть Коллин переключится на другую станцию, – вступилась она за меня. – Не послушать выступление – это не по-христиански. Все-таки Мод наш друг.

Все, кто ее послушал, сошлись на том, что она заслуживала первой премии. Получила же она вторую, чему ее семья искренне порадовалась: как-никак половина музыкальной стипендии в университете. И все-таки несправедливо – она играла прекрасно, гораздо лучше парня, получившего главный приз. Мод исполнила серенаду, написанную ее отцом и, на мой вкус, звучавшую так же красиво, как тогда в лесу. После того дня я часами исписывал бумагу ее именем, мысленно перебирал все ее прелести, включая волосы цвета ванильного мороженого. Судья успел застать прямой эфир, и Долли, я знаю, это порадовало: мы словно опять соединились в кроне, а вокруг порхали бабочками музыкальные ноты.

Спустя несколько дней я встретил на улице Элизабет Хендерсон. Она явно побывала в салоне красоты: завитые волосы, крашеные ногти, такая взрослая, что я рассыпался в комплиментах.

– Вечеринка же. Я надеюсь, твой костюм уже готов. – Тут я вспомнил: вечеринка по случаю Хеллоуина, где я должен выступить в качестве предсказателя. – Ты не забыл, нет? Oх, Коллин, мы трудились как пчелки! Миссис Риордан готовит настоящий пунш. Я не удивлюсь, если все напьются. Будем чествовать Мод, она ведь получила премию, – Элизабет посмотрела вдаль: глазам открывалась мрачная перспектива из безжизненных домов и телеграфных столбов, – и скоро уедет учиться в университете.

Повеяло одиночеством, даже не захотелось расставаться, и я предложил проводить ее до дома. По дороге мы остановились у пекарни «Руками Кэти», и Элизабет заказала хеллоуинский торт, а миссис Каунти, оставив свою печь, вышла в фартуке, переливающемся сахарными кристалликами, чтобы справиться о здоровье Долли.

– Идет на поправку? Подумать только, ходячая пневмония! – запричитала она. – Моя сестра провалялась с обычной. Спасибо хоть, что Долли лежит в своей постели; у меня от сердца отлегло, когда вы вернулись домой. Ха-ха-ха, теперь мы можем посмеяться над вашими глупостями. Слушай, я как раз вытащила сковородку с горячими пончиками, отнесите-ка вы их Долли вместе с моими добрыми пожеланиями.