Джозеф Конрад - Личное дело. Рассказы (сборник)

„Эдак вы останетесь без занятия и без всякого смысла в жизни. А вам нужно будет чем-то себя занять, мой бедный мальчик. Боюсь, вы поторопились“.

Князь Роман тихо проговорил: „Я все обдумал как следует“.

Старый князь спасовал под его прямым взглядом.

„Что ж, возможно! Но как офицер при императоре, пользующийся расположением царствующей фамилии…“

„Об этой фамилии никто и не слышал, когда наш род был уже знаменит“, – пренебрежительно бросил молодой человек. Этими словами он задел нужную струну: старый князь был чуток к подобного рода замечаниям.

„Ну, может быть, все и к лучшему“, – наконец согласился он.

Отец и сын отправились ко сну, довольные друг другом. На следующий день, казалось, князь Роман вновь погрузился в пучину равнодушия. По обыкновению, он выехал на прогулку. Вспомнил, как за день до того глядел на ощетинившуюся штыками колонну солдат, ползущую подобно гадине по его земле. Женщина, которую он любил, тоже была его, но смерть отняла ее. Потеря любимой стала для него нравственным потрясением. Его сердце открылось для высшей скорби, ум – для более весомых мыслей; он стал иначе смотреть на прошлое и познал иную, наполненную горечью любовь, столь же загадочно неодолимую, как и прежнее чувство, на котором зиждилось его счастье.

В тот вечер он ушел к себе раньше обычного и вызвал камердинера.

„Поди посмотри, горит ли свет у главного конюшего. Если он еще не лег, пригласи его ко мне на разговор“.

Отослав слугу с поручением, князь торопливо порвал какие-то бумаги, запер ящики письменного стола и повесил на грудь медальон с миниатюрным портретом жены.

Человек, которого дожидался князь, принадлежал прошлому, что ожило со смертью его любимой. Он происходил из семьи мелких дворян, которые из поколения в поколение были князьям С. верными сторонниками, преданными слугами и добрыми друзьями. Он еще помнил времена до последнего раздела и участвовал в борьбе до самого конца. Это был типичный поляк старой закалки, способный на подлинное чувство и слепую самоотверженность: боевой дух, простые убеждения и сверх того – старомодная привычка пересыпать речь латинскими выражениями. Добавьте к этому добрый проницательный взгляд, красное лицо, высокий лоб и густые висячие усы с проседью, и получите образцового представителя этой породы.

„Послушай, пан Франциск, – сказал князь просто, без церемоний. – Послушай, старый друг. Я собираюсь тихо исчезнуть отсюда. Я иду на зов, который заглушает мое горе, но при этом созвучен ему. Я открываюсь тебе одному. Когда настанет время, ты найдешь нужные слова“.

Старик все понял. Его распростертые руки задрожали немилосердно. Но стоило ему обрести дар речи, как он принялся в голос благодарить Бога, позволившего ему дожить до сего момента и увидеть юного отпрыска прославленной фамилии, подающего пример coram Gentibus [47] Перед народами ( лат. ). , как надо любить свою страну и отважно за нее сражаться. Нет никакого сомнения, что его дорогой князь добьется места, достойного его высокого происхождения, и в совете, и на поле брани; он уже видел как в fulgore [48] В блеске ( лат. ). фамильной славы affulget patride serenitas [49] Воссияет благоденствием Родина ( лат. ). . В конце речи он разрыдался и пал в объятья князя.

Князь успокоил старика и, усадив в кресло, дождавшись, пока схлынет волнение, продолжил:

„Не пойми меня превратно, пан Франциск. Тебе известно, как я любил свою жену. Такая потеря открывает глаза на истины, о которых ранее не задумывался. Речь не о том, чтобы возглавить борьбу или стяжать лавры. Я намерен пойти один и сражаться негласно, как простой солдат. Я готов отдать своей стране единственное, что у меня есть – свою жизнь, и сделаю это без всякой помпы, как шорник из Гродека, что проходил здесь вчера вместе с учениками“.

Старик громко возмутился. Этому не бывать. Он не позволит. Но ему пришлось уступить доводам и непреклонной решимости князя.

„А! Ну если вы говорите, что это дело убеждений и совести – тогда конечно. Но вам нельзя ехать одному. Увы, я слишком стар и ни на что не гожусь. Cripit verba dolor [50] Не передать словами боль ( лат. ). , мой дорогой князь, от мысли, что мне уже восьмой десяток и в бою я значу не более нищего на паперти. Похоже, мне остается лишь сидеть дома и молить Бога за страну и за вас. Но зато мой сын – младшенький, Петр, – станет вам достойным спутником. Так уж вышло, что он как раз сейчас здесь. Издавна повелось – ежели князь С*** рискует своей жизнью, то рядом с ним опорой ему всегда служит кто-нибудь из нашей фамилии. Вам обязательно нужен компаньон, который вас знает, чтобы мог хотя бы передать весточку родителям и старику-слуге. Когда же ваше сиятельство собирается выезжать?“

„Через час“, – ответил князь; и старик поспешил предупредить сына.

Князь Роман взял подсвечник и пошел неспешно по темному коридору спящего дома. Старшая гувернантка потом рассказывала, что, внезапно пробудившись, она увидала князя, склонившегося над детской кроваткой. Какое-то время он стоял и смотрел на дочь, рукой заслоняя свет пламени, затем поставил подсвечник на пол, наклонился и легонько поцеловал маленькую девочку, не прервав ее крепкого сна. Бесшумно он вышел из комнаты, свет скользнул вслед за ним. Она хорошо видела его лицо, но на нем не читались намерения. Он был бледен, но совершенно спокоен и, отойдя от кровати, больше уже не оборачивался.

Кроме старика и его сына Петра князь открылся только еврею Янкелю. Когда тот осведомился, куда именно князь соизволит направиться, тот ответил: „К ближайшему отряду“. Внук еврея, долговязый малый, повел молодых людей тайными тропами через леса и болота и вывел к лощине, где были видны костры небольшого отряда на привале. Где-то заржали лошади, из темноты крикнули: „Кто идет?“ И молодой еврей спешно удалился, объяснив, что он должен успеть домой к шаббату.

Вот так, смиренно, в соответствии с простым представлением о долге, явившемся ему, когда смерть развеяла перед его глазами сияющую пелену счастья, князь Роман стал служить своей стране. Его спутник представился сыном главного конюшего князей С***, а князя назвал дальним родственником из тех же краев, и все решили, что и фамилия у него та же. В подробности никто не вдавался. В полку прибыло двое молодцов очевидно правильного толку. Ничего необычного.

На юге князь Роман не задержался. Однажды, отправившись с небольшим отрядом в разведку, он попал в засаду русской пехоты на въезде в деревню. Многие полегли от первого же залпа, остальные бросились врассыпную. Русские тоже отступили, опасаясь, что сейчас подтянется подкрепление. Некоторое время спустя крестьяне, пришедшие осмотреть место стычки, вытащили князя Романа из-под убитого коня. Он остался невредим, а вот его верный спутник пал одним из первых. Князь помог крестьянам похоронить его и других убитых.