Ирвин Шоу - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

— Ешь яйцо, — сказала Сьюзен.

— Я вижу, ты оделся для лыж, Майкл, — заметил Антуан. — Тебе не кажется, что это бестактно по отношению к товарищу, едва вырвавшемуся из лап смерти?

— Я помяну тебя минутой молчания, когда заберусь на гору, — пообещал Майкл.

Антуан вздохнул:

— А какой чудесный был вечер, пока ты не заставил меня подняться по этой проклятой лестнице. Пианино оказалось настроенным, девушка пела как ангел.

Дверь оставалась неприкрытой, но Ева Хеггенер, прежде чем войти, вежливо постучала. Она принесла вазочку с нарциссами из гостиничной оранжереи.

— О, мой бедный дорогой гость, — обратилась она к Антуану, — не прошло и двадцати четырех часов, а он уже hors de combat [80] выведен из строя ( фр .). . Наверно, вам будет любопытно узнать, что вы побили все рекорды нашей гостиницы по скорости ломания ног. Надеюсь, эти скромные цветы вас порадуют.

— Большое спасибо, мадам.

— Если вам что-нибудь понадобится, не стесняйтесь, просите.

— Мои славные друзья прекрасно ухаживают за мной, — сказал Антуан.

— Я вижу. — Ева холодно посмотрела на Сьюзен. — У нас в подвале есть инвалидное кресло. Если вы захотите двигаться, я попрошу двух молодых людей отнести вас вниз. У них в этом деле большой опыт.

— Возможно, завтра, — сказал Антуан. — Сегодня мне что-то не хочется вставать.

— Хорошо. Майкл, можно вас на пару слов?

Майкл кивнул:

— Антуан, доктор сказал, что у тебя хороший, чистый перелом.

— Спасибо ему за добрую весть, — ответил Антуан. — Мне было бы стыдно, если бы перелом оказался грязным.

Сьюзен поднесла к его рту ложечку с яичным желтком. Майкл вышел из номера вслед за Евой.

— Андреас ждет тебя внизу, чтобы ехать кататься, — сказала Ева, отойдя по коридору от комнаты Антуана. — Несмотря на все мои попытки отговорить его, — с горечью добавила она. — Полагаю, тебя мне тоже не переубедить.

— Боюсь, что нет, — сказал Майкл.

— К вечеру еще один номер станет похож на больничную палату. Я не буду кататься после ленча. Начну перетаскивать вещи в дом. Твой коттедж готов. Возможно, ты тоже захочешь устроиться там сегодня.

— Думаю, пока мой друг прикован к кровати, мне лучше оставаться поблизости: вдруг я ему понадоблюсь.

— У него есть эта девица.

— Она приехала в Грин-Холлоу отдыхать.

— А ты ради чего сюда приехал?

— Ради тебя, моя дорогая, — произнес Майкл, раздраженный враждебностью ее тона. — И ради всеобщего спокойствия.

— Не заставляй меня жалеть, что я встретила тебя, — тихо, со злостью сказала Ева и повернулась. Ее каблучки сердито застучали по ступенькам лестницы, ведущей на третий этаж.

Хеггенер, залитый солнечным светом, стоял перед гостиницей, держа в руках лыжи и палки. Он был в нарядных синих лыжных брюках, серой куртке и голубом вязаном шлеме, который при необходимости мог защищать от мороза шею и нижнюю часть лица.

— О, Майкл, — сказал он. — Утро такое прелестное, я хочу вобрать в себя как можно больше солнца. Очень жаль вашего друга. Боюсь, в этом сезоне он уже не покатается.

— Да, не покатается, — согласился Майкл и взял свои лыжи и палки, стоящие у стены. — Может, оно и к лучшему.

Они сели в «порше» и поехали к подъемнику.

— Ева уговаривала меня купить такую игрушку, — сказал Хеггенер, — но я объяснил ей, что стар для столь эффектной машины. Мне всегда становится грустно, когда я вижу пожилых седоволосых джентльменов, строящих из себя фатоватых лихачей. Как это ни тяжело, люди должны понимать — всему свое время, а в особенности это относится к доспехам молодости.

— Когда мне стукнет сорок, я обменяю «порше» на черный четырехдверный «фольксваген», — сказал Майкл.

Хеггенер улыбнулся:

— Вам об этом еще рано думать.

Поднявшись на гору, Майкл медленно и осторожно повел Хеггенера к самому легкому спуску. Хеггенер скользил легко и изящно, лыжи слушались его. Остановившись, Майкл заметил, что сейчас Хеггенер не страдает одышкой, а на лице у него нет следов усталости.

Трудно было поверить, что этот элегантно одетый и стройный человек обречен, по словам врачей, на смерть и уже два года не стоял на лыжах.

— Майкл, я попрошу вас об одном одолжении. Дэвид Колли говорил мне, что вы — лучший в Грин-Холлоу лыжник-акробат. Сальто и прочие трюки создают атмосферу праздника, которой недоставало этому спорту в те годы, когда я его осваивал. Вы не могли бы устроить для меня маленький спектакль?

На горе не было ни души, и Майкл подумал, что никто не обвинит его в саморекламе. Он находился в отличной форме, а снег лежал идеальный. Майкл, отдав палки Хеггенеру, покатился задом наперед, несколько раз повернулся на сто восемьдесят и триста шестьдесят градусов, набирая скорость, устремился к трамплину, сооруженному над тропинкой для пешеходов, прыгнул с него, вытянув руки в стороны и прогнув спину, словно лебедь, сделал сальто и четко приземлился, поднимая снежный веер и улыбаясь от удовольствия.

Хеггенер подъехал к Майклу.

— Боже мой, — сказал австриец, — что за зрелище! Вы могли сломать себе шею. Теперь я вижу, как опасно обращаться к вам с подобными просьбами. Вы внесли в сегодняшнее утро ноту безрассудства, спасибо вам за это.

Они спустились лишь два раза. Майкл не хотел, чтобы Ева видела мужа утомленным. Хеггенер сразу согласился с Майклом, когда тот сказал, что для начала двух спусков вполне достаточно. Хозяин гостиницы казался довольным собой, его щеки порозовели; стоя у подножия горы, он с грустью посмотрел вверх на молодых людей, мчавшихся по крутым склонам «Черного рыцаря», и сказал:

— Когда я впервые приехал сюда, я спускался везде, в том числе и по «Черному рыцарю». Это была моя любимая трасса.

— Возможно, спустя некоторое время мы сходим и туда, — дипломатично произнес Майкл.

По дороге в отель Сторз спросил:

— Как вы себя чувствуете?

— Превосходно, — бодрым голосом ответил Хеггенер.

Майкла поразило умение этого мужественного и сложного человека хранить в себе все свои опасения и страхи.

Когда Майкл зашел проведать Антуана, он увидел в номере француза Джимми Дэвиса. Хозяин бара извинялся перед пианистом.

— Я просил жену прибавить света на этой проклятой лестнице, но она уверяла, что это испортит атмосферу. Будто что-то еще может испортить атмосферу моего старого кабака.

— Не переживайте, мистер Дэвис, — великодушно сказал Антуан. — Я никогда не смотрю себе под ноги и часто получаю травмы.

Он коснулся длинного шрама на щеке.

— Видите?

— Антуан, вы — настоящий джентльмен, — заметил Дэвис. — Другой на вашем месте уже предъявил бы мне иск на сто тысяч долларов, это как минимум.

— Не вводите меня в искушение, мистер Дэвис, — сказал Антуан. — Майк, как вы покатались с Хеггенером?