Торквато Тассо - Освобожденный Иерусалим

И падает царевич благородный,
И некому за павшего отмстить.
О кровь великодушно пролитая!
О властелина лучшего останки!
Свидетелями будьте вы, что жизни
Я не берег! Я презирал опасность,
И если б дни мои решило Небо
В тот миг пресечь, я умер бы достойно.

Среди своих товарищей умерших
Свалился я, один еще живой,
Но уж и чувств лишенный, и сознанья:
Глаза завеса черная покрыла.
Так я лежал и вдруг очнулся; веки
Мои раскрылись вновь; мне показалось,
Что это – ночь; в пространстве темном слабый
Колеблющийся свет увидел я.

Я был еще не в силах различать
Ближайшие предметы: я как будто
И бодрствовал, и спал; то открывались
Глаза мои, то закрывались снова.
От влажности земли, моей постели,
А также и от свежести ночной
Я ощущал такие боли в ранах,
Что, думалось, пересчитать их мог бы.

А свет все приближается меж тем;
Уже я различаю тихий говор.
С усилием приподнимаю веки
И вижу: надо мной два человека
В одеждах длинных с факелом стоят.
«О сын мой, – слышу, – не теряй надежды
На Господа! Он помощью Своею
Предупреждает чистые молитвы».

Протягивает руку говорящий
И с видом вдохновенным произносит
Вполголоса неясные слова,
Которых смысл мне вовсе непонятен,
И прибавляет: «Встань!» Я поднимаюсь
Внезапно, полный бодрости и силы,
И ран уже не чувствую, как будто
Мне кто-то жизнь иную даровал.

На них я в изумлении гляжу;
И говорит мне старец: «Маловерный,
Ты все еще в сомнении! Где мыслью
Блуждаешь ты? Не призраки ты видишь;
Служители Христовы, мы ушли
От мира и от всех его соблазнов
И, чтоб заветам следовать Господним,
Не ведая людей, живем в пустыне.

Предвечный Бог, что правит всей вселенной
И, в чудесах великих проявляясь,
Не отвергает низменных орудий,
Тот Бог меня послал тебя спасти;
Не хочет Он, чтоб почестей высоких
Лишилось тело, бывшее жилищем
Столь доблестной души, с которой ждет
Его соединенье в вечной славе.

Свенону уготована могила,
Достойная его деяний славных;
И к ней веков грядущих племена
Придут почтить с молитвой прах героя.
Взгляни на небосклон: увидишь ты
На нем звезду, блестящую, как солнце;
Она тебя и приведет к священным
Останкам господина твоего».

Внезапно из звезды, что затмевает
Собою все светила, иль точнее
Сказать, из солнца этого на землю
Нисходит луч; подобно золотой
Черте он продолжается до тела,
На нем все раны ярко освещая:
И в клочьях окровавленного мяса
Я признаю почившего вождя.

Лежал он не ничком, а было к небу
Прекрасное лицо обращено,
Куда при жизни все его желанья
Стремились неуклонно. Как живая,
С угрозой смертной правая рука
Меча еще сжимала рукоятку;
А левая, покоясь на груди,
Безмолвную молитву выражала.

Печали неизбывной предаваясь,
Обильными слезами орошаю
Я эти раны; старец между тем
Освобождает меч, в руке зажатый,
И говорит: «Ты знаешь, эта сталь,
Пролившая сегодня столько крови,
Есть чудное создание искусства,
И равного ему нет в целом мире.

Желает Небо, чтоб оно без пользы
Не оставалось тут, а перешло бы
Из этих рук в счастливейшие руки,
Не менее достойные притом:
Пусть с ловкостью и силою такой же
Они владеют им в бою, но дольше
Пусть сохранят его и посвятят
Отмщению за прежнего владельца.

Свенона Сулейман убил, так пусть же
Погибнет сам он от меча Свенона.
Возьми его и с ним в стан христианский
К стенам Иерусалима поезжай;
Не бойся, что в странах попутных встретишь
Ты новые препятствия; десница,
Блюдущая твой путь, все сокрушит,
Что задержать тебя на нем могло бы.

Желают Небеса, чтоб голос твой,
С твоею жизнью ими сохраненный,
Народам возвестил о благочестье
И об отваге павшего; они
Желают, чтоб его пример дал новых
Воителей и мстителей за веру
И чтоб, когда минует наше время,
Воспламенил он будущих героев.

Теперь тебе открыть я должен, кто
Свенона меч наследует: то юный
Ринальд, что всех отвагой превосходит;
Ему вручишь ты этот меч и скажешь,
Что Небо и земля лишь от него
Ждут должного возмездья за героя».
Пока его я слушаю безмолвно,
Мой взор уж новым чудом привлечен.

На месте, где покоится усопший,
Встает великолепная гробница,
Охватывает тело и его,
Смыкаясь вновь, в своих хоронит недрах;
Незримая рука меж тем уж чертит
На ней Свенона имя и деянья.
Я памятник и надпись созерцаю
И взор от них не в силах оторвать.

«В гробнице это, – старец говорит, —
Почиет прах его среди друзей,
Чьи праведные души, слившись с Богом,
Блаженством вечным будут упиваться.
Останкам дань ты заплатил слезами;
Мое уединение послужит
Убежищем тебе, пока заря
Тебя опять в дорогу не погонит».

Сказав, меня ведет то по холмам,
То по долинам старец; через силу
Я следую за ним: так достигаем
Мы каменной пещеры наконец.
Там со своим учеником спокойно
Он и живет среди лесных чудовищ;
Невинностью одной вооруженный,
В иной он не нуждается защите.

Он предлагает мне простую пищу,
И тело утомленное мое
Вкушает мирный сон на жестком ложе;
Но чуть заря блеснула в небе, оба
Отшельника встают уже: втроем
К Предвечному возносим мы молитвы.
Прощаюсь я со старцем и, запомнив
Его советы, в путь пускаюсь новый».

Смолкает вестник. «Воин благородный! —
Готфрид ему в ответ, – ты нам приносишь
Ужаснейшую новость; на нее
Слезами лишь мы можем отозваться.
В мгновение одно утратить столько
Героев и друзей! И где их прах?
Как молния, твой повелитель славный
Блеснул лишь для того, чтоб вновь исчезнуть!

Но смерть им в честь! Падения такого
Не стоят ни победа, ни добыча;
Столь благородных лавров никогда
В своих стенах не видел Капитолий.
В селениях небесных, в храме славы
Бессмертия венец их ожидает:
Там раны показав свои, они
Похвалятся геройским пораженьем.

Но ты, что пережил их, ты, что должен
Невзгод войны еще изведать много,
Их торжеству порадуйся и горя
Морщины на лице своем изгладь.
Ринальда спрашиваешь ты: далеко
Блуждает он от нас, и мой совет —
Здесь ожидать о нем известий верных
И уж потом на поиски пуститься».