Торквато Тассо - Освобожденный Иерусалим

Тараны, стрелометы, стен солимских
Бичи, без перерыва вырастают,
И вскоре всех ужаснее машина
Является испуганным глазам:
То башня стенобитная; вся толща
Огромная сколочена из ели
И свежею еще обита кожей,
Защитою от вражьего огня.

И разобрать, и вновь собрать всю башню
Нетрудно по частям; для сокрушенья
Твердынь внизу ее таран устроен,
А посредине мост, который можно,
Не мешкая, на стену перебросить.
Венцом всего другая башня служит:
Для спуска и подъема к ней снаряд,
От праздных взоров скрытый, приспособлен.

На ста колесах катится машина;
Хоть доверху наполнена она
Оружием и воинами, это
Отнюдь ее не замедляет хода.
Все войско удивляется работе
И мастерству, неведомому раньше.
По образцу ж ее потом еще
Построены такие же две башни.

От зорких глаз магометан, конечно,
Работы эти скрыться не могли:
Со стен своих высоких сарацины
За ними с напряжением следят.
Им видно, как огромные деревья
Выкатывают сотни рук в равнину,
Как строятся машины, но ни сущность,
Ни внешность тех машин им не известны.

И новыми работами они
Изобретательность являют сами:
Там башни укрепляют, здесь твердыням
Надежнейшую прочность придают.
Доходят до того они, что явно
Дерзают презирать старанья смертных:
Чтоб более уверить их, Исмен
Для них огонь особенный готовит.

Кудесник отвратительный сулится
Пожаром отомстить за тот позор,
Что потерпел он со своим искусством.
Он смешивает серу со смолою
Из озера Содомского иль даже
Из черных адских родников, быть может;
Рождает эта смесь такой огонь,
Который все нещадно пожирает.

Пока торопят приступ христиане,
Неверные ж готовятся к защите,
Является в лазурной выси голубь,
К Солиму направляющий полет.
Крылами плавно воздух рассекая,
Парит уже гонец необычайный
Над станом христианским и ясней
Становится для взора с каждым взмахом.

Вдруг сокол с острым клювом и когтями,
Не знающими жалости, на птицу
Пугливую бросается с налета:
Ее уж настигает он, готов
Схватить и растерзать. Несчастный голубь,
Как будто бы стрелою пораженный,
Летит стремглав на землю и приют
Находит на коленах у Готфрида.

Лаская неожиданного гостя,
Воитель добрый видит у него
На шее нитку, на конце же нитки
Подсунутое под крыло посланье.
Немедля он берет его, вскрывает
И быстро пробегает содержанье:
«От полководца египтян поклон
Почтительный владыке Палестины.

Да не ослабнет, государь, твое
Испытанное мужество; четвертый
Иль пятый день избавит от осады
Тебя и город твой, и ты увидишь,
Как мертвыми падут твои враги».
Вот важная какая заключалась
В послании иноязычном тайна,
Что осажденным нес гонец пернатый.

Готфрид пускает голубя на волю;
Но тот в Солим лететь не хочет, будто
Хозяина боится увидать,
Нежданно обманув его доверье.
Готфрид вождей сзывает всех тотчас же
И важную передает им тайну.
«Благоволит к нам Небо, – молвит он, —
Намерения вражьи открывая.

Нельзя уж больше медлить, и на стены
Теперь ударить с юга надо нам:
Там доступ труден к ним, они скалами
Защищены, но смелость наша может
Преодолеть и скалы и природу.
В своей неуязвимости оттуда
Так твердо враг уверен, что едва ль
Препоны мы значительные встретим.

Туда для нападения, Раймунд,
Ты двинешься с машинами своими,
А я со всею видимостью грозной
Направлюсь явно к северным воротам.
Обманутый неверный будет в этих
Двух точках ожидать ударов главных;
Большую же я башню отошлю:
Она в другом понадобится месте.

Камилл, я поручаю третью башню
Тебе, кати ее за мною следом!»
Сказал и смолк. Его слова обдумав,
Раймунд, сидящий рядом, говорит:
«Намеренья вполне твои разумны;
Хотел бы только я, чтоб соглядатай,
Находчивый и преданный, проведал
И замыслы и силы египтян».

«Есть у меня конюший, – говорит, —
Танкред – его я смело предлагаю,
Чтоб это дело трудное исполнить;
Благоразумный, сметливый, отважный,
Народов разных языки и нравы
Он знает превосходно и к тому же
Умеет изменять по произволу
И голос, и наружность, и движенья».

Зовут его и посвящают в тайну
Грозящего бедами порученья;
С улыбкой принимает он его
И говорит: «Немедля отправляюсь
И скоро между египтян уж буду;
Неузнанным хочу в их стан забраться
При полном блеске дня и сосчитать
Все конные и пешие их силы.

Подробнейший отчет я вам представлю
О том, что войско их собой являет
И каковы намеренья у них;
Я в душу полководца их проникну
И тайные все помыслы исторгну
Из недр его». И, так сказав, тотчас же
В одежды облекается до пят
И покрывает голову чалмою.

Колчан закинув за спину и в руки
Взяв лук, преображается он сразу
По голосу, движеньям и чертам
В сирийца настоящего; его же
Произношенье слушая, могли бы
Сказать еще, что он – иль египтянин,
Иль финикиец. Он уж на коне,
И конь летит, едва земли касаясь.

Тем временем на южной стороне
Старательно уравнивают почву:
У своего же сна часы воруют,
Работу лишь окончить бы скорей.
В горячке нетерпенья христиане
Сил не щадят, отваге только внемля;
И вот уж все готово для того,
Чтоб замысел осуществить на деле.

Готфрид канун решительного дня
Молитве посвящает: по приказу
Его должны все воины смиренно
Покаяться в грехах и причаститься.
Потом велит придвинуть он машины
К местам, где наступать и не намерен;
Неверные, введенные в обман,
Заранее победу торжествуют.

Под пеленою ночи непроглядной
Страшнейшую подкатывают башню
К той части стен, где менее углов
И выступов, удобных для защиты.
Раймунд уже снарядами своими
С холма грозит Солиму. Третья башня,
Камиллова, направлена к срединной,
Меж севером и западом, стене.

Зарделись в небесах огни авроры,
Предтечи наступающего дня;
При свете нарождающемся взгляды
Неверных поражают три машины:
Куда они ни взглянут, всюду видят
Тараны, стрелометы и иные
Снаряды смертоносные. И вот
Объемлет их зловещая тревога.

Но вскоре столь же ревностно они
Заботам о защите предаются
И ставят на местах слабейших ими ж
Самими снаряженные машины.
Меж тем Готфрид, случайности предвидя,
Шлет за двумя Робертами и Гвельфом
И говорит: «Останьтесь на конях,
Оружие ж держите наготове.