Сильвия Плат - Под стеклянным колпаком

– Ну, извини. – Потом я добавила: – А почему ты перестала с ними видеться, если так их обожала?

– Ой, я просто не смогла, – ответила Джоан. – Ведь ты встречалась с Бадди. Это выглядело бы… не знаю… смешно .

Я задумалась.

– Думаю, да.

– А ты… – Джоан замялась. – Разрешишь ему приехать?

– Не знаю.

Сначала я подумала, что получится просто ужасно, если Бадди приедет навестить меня в сумасшедшем доме. Похоже, он явится только для того, чтобы позубоскалить и посудачить с другими врачами. Но потом мне показалось, что это может стать поступком. Я покажу ему, кто он есть на самом деле, и поставлю его на место, даже несмотря на то что у меня никого нет. Скажу ему, что не было никакого переводчика-синхрониста, никого, но он – совсем не то и стал мне совершенно безразличен.

– А ты? – спросила я.

– Да, – выдохнула Джоан. – Возможно, он приедет вместе с матерью. Я попрошу, чтобы он приехал с ней.

– С матерью?

Джоан скорчила недовольную гримасу.

– Мне нравится миссис Уиллард. Миссис Уиллард – прекрасная женщина, просто прекрасная. Она мне была как родная мать.

Я представила себе миссис Уиллард с ее костюмами из пестрого твида, практичными туфлями и мудрыми менторскими изречениями. Мистер Уиллард был ее ребенком, и голос у него был высокий и тонкий, как у мальчишки. Джоан и миссис Уиллард. Джоан… и миссис Уиллард…

В то утро я постучала в палату Диди, хотела взять у нее ноты какой-нибудь пьесы в двух частях. Я подождала несколько минут и, не услышав ответа и решив, что Диди, наверное, куда-то вышла и я могла бы взять ноты у нее с письменного стола, отворила дверь и вошла в палату.

В «Бельсайзе» – даже в «Бельсайзе» – двери были с замками, но ключей больным не давали. Закрытая дверь означала желание побыть одному, и к ней относились с уважением, как к запертой двери. Можно было постучать, потом еще, а потом следовало уйти. Я вспомнила это, когда стояла, почти ничего не видя после ярко освещенного коридора, в темной, насыщенной каким-то ароматом палате.

Когда мои глаза привыкли к темноте, я увидела поднимающуюся над кроватью тень. Потом кто-то негромко хихикнул. Тень поправила волосы, и сквозь полумрак на меня взглянули два бледно-серых выпученных глаза. Диди лежала на подушках с торчащими из-под зеленого шерстяного халата голыми ногами и пристально смотрела на меня с издевательской улыбкой. В пальцах ее правой руки тускло светился огонек сигареты.

– Я лишь хотела… – пробормотала я.

– Знаю, – ответила Диди. – Ноты.

– Привет, Эстер, – вступила Джоан, и от ее приторного голоска меня чуть не стошнило. – Подожди меня, Эстер, я пойду сыграю с тобой на нижних клавишах. – Потом Джоан решительно заявила: – Бадди Уиллард мне никогда по-настоящему не нравился. Он думал, что все знает. Он думал, что все знает о женщинах…

Я посмотрела на Джоан. Несмотря на неприятное чувство и мою давнюю, закоренелую к ней неприязнь, Джоан меня восхищала. Как марсианин или особо выделяющаяся бородавками жаба. Ее мысли не совпадали с моими, и чувства тоже, однако мы достаточно сблизились, чтобы ее мысли и чувства казались искаженным и темным отражением моих.

Иногда я размышляла над тем, не выдумала ли я Джоан.

В другое время ломала голову, продолжит ли она появляться на каждом критическом этапе моей жизни, чтобы напомнить мне, кем я была, через что прошла, и переживать у меня под носом свой собственный, но так похожий на мой критический жизненный этап.

– Не понимаю, что женщины находят в других женщинах, – в тот день сказала я доктору Нолан во время нашей беседы. – Что такого женщина находит в женщине, чего не может найти в мужчине?

Доктор Нолан ненадолго замолчала. Потом ответила:

– Нежность. – И эти слова заткнули мне рот.

– Ты мне нравишься, – сказала Джоан. – Нравишься гораздо больше, чем Бадди.

Когда она с глупой улыбкой растянулась на моей кровати, я вспомнила небольшой скандал, вспыхнувший в нашем студенческом общежитии, когда одна толстая, полногрудая старшекурсница, простодушная и домашняя, как бабушка, с благочестивым рвением специализировавшаяся на богословии, и высокая, застенчивая первокурсница, о которой болтали, что от нее под самыми изощренными предлогами избавлялись в первые же минуты «свиданий вслепую», вдруг стали проводить вдвоем слишком много времени. Они всегда ходили вместе, и однажды, рассказывали, кто-то случайно увидел, как они обнимались в комнате толстухи.

– Но чем же они занимались? – спросила я тогда. Когда бы я ни думала об отношениях двух мужчин или двух женщин, я на самом деле не могла себе представить, чем бы они могли заниматься.

– Ой, – ответила мне сплетница, – Милли сидела на стуле, а Теодора лежала на кровати, и Милли гладила Теодору по голове.

Я была разочарована. Мне-то казалось, что я узнаю о каком-то изощренном грехе. Мне стало интересно, действительно ли все, что женщины делают с другими женщинами, – это просто лежат рядом и обнимаются.

Разумеется, известная поэтесса в моем колледже жила с другой женщиной – коренастой пожилой преподавательницей античной филологии с короткой стрижкой «каре». И когда я сказала поэтессе, что когда-нибудь вполне смогу выйти замуж и нарожать кучу детишек, она с ужасом воззрилась на меня.

– А как же твоя карьера? – вскрикнула она.

У меня разболелась голова. Почему ко мне тянуло всех этих жутких старух? Известную поэтессу, Филомену Гини, Джей Си, проповедницу из «Христианской науки» и Бог знает кого еще. И все они каким-то образом хотели взять меня под крыло, а в качестве платы за заботу и влияние – заставить меня чем-то напоминать их самих.

– Ты мне нравишься.

– А вот тут облом, Джоан, – ответила я, забирая книгу, – потому что ты мне не нравишься. Меня от тебя тошнит, если хочешь знать. – И я вышла из палаты, оставив Джоан, неуклюжую, как старая лошадь, лежать на своей кровати.

Я ждала врача, думая, не сбежать ли мне. Я знала, то, что я делаю, – незаконно. По крайней мере в Массачусетсе, поскольку здесь живет полным-полно католиков, однако доктор Нолан сказала, что этот врач – ее давний друг и понимающий человек.

– В чем цель вашего визита? – пожелала узнать приветливая секретарша в белом халате, отметив мое имя у себя в блокноте.

– Что значит – цель? – Я не думала, что этот вопрос мне задаст кто-то, кроме самого врача, а общая приемная была полна других посетительниц, ожидавших других врачей. Большинство из них были беременные или с маленькими детьми, и я чувствовала их взгляды на своем плоском, девственном животе.

Секретарша подняла на меня глаза, и я залилась краской.

– Колпачок, не так ли? – участливо спросила она. – Я хотела лишь убедиться в том, что знаю, сколько с вас взять. Вы студентка?