Майкл Крайтон - Парк юрского периода

– Еще кофе? – вежливо предложил Хаммонд.

– Нет, благодарю вас, – сказал Генри Ву, откинувшийся на спинку стула. – Я не могу больше ничего есть.

Они сидели в столовой небольшого уютного домика Хаммонда, который располагался в уединенном уголке парка, неподалеку от лабораторий. Ву не мог не признать, что бунгало, которое Хаммонд выстроил лично для себя, было на диво изящным, вся конструкция отличалась строгими и свободными линиями, почти в классическом японском стиле. Обед тоже был просто великолепен, особенно принимая во внимание нехватку обслуживающего персонала в столовой и кухне.

Но в поведении Хаммонда было что-то такое, что серьезно обеспокоило Генри Ву. Старик как-то изменился за последние несколько часов… едва уловимо, но все же изменился. И пока они обедали, Ву все пытался разгадать, в чем же дело. За обедом Хаммонд был неестественно оживлен, балагурил, часто повторялся, все пытался рассказывать старые истории из своей жизни. И еще – он весь вечер был какой-то дерганый, неуравновешенный. То злился из-за пустяков, то вдруг впадал в слезливую сентиментальность. Правда, все эти странности можно было списать на его преклонный возраст. Как ни крути, а старику скоро стукнет семьдесят семь.

Нет, тут было что-то другое. Упорное нежелание прислушиваться к чужому мнению. Тупое упрямство, стремление во что бы то ни стало настоять на своем, сделать так, как хочется ему. И, наконец, полное нежелание вникнуть и разобраться в ситуации, которая сейчас сложилась в парке.

Ву никак не мог смириться с ужасным открытием – ведь выяснилось, что животные в парке размножаются. Он не хотел этому верить, пока лично не убедится, что все действительно так и есть. Когда Грант спросил об использовании ДНК амфибий, Генри намеревался сразу же пойти в лабораторию и проверить компьютерные данные обо всех подобных случаях. Потому что если динозавры в парке действительно способны размножаться, то все научные наработки, которые Генри Ву сделал в парке юрского периода, оказываются весьма сомнительными – и методики генетического усовершенствования, и методики генетического контроля за популяцией, буквально все… Даже на лизиновую зависимость нельзя теперь полностью положиться. И если эти животные действительно способны самостоятельно размножаться, то они, возможно, сумеют и выжить в естественных условиях дикой природы…

Генри Ву хотел немедленно проверить все имеющиеся у него данные. Но Хаммонд уперся, словно осел, и потребовал, чтобы Генри с ним отобедал.

– А теперь, Генри, приготовь местечко для мороженого, – сказал Хаммонд, отваливаясь от стола. – Наша Мария готовит восхитительное имбирное мороженое.

– Да, конечно, – согласился Ву, поглядывая на хорошенькую молчаливую девушку, которая прислуживала за столом. Он проводил девицу взглядом до самой двери и мельком глянул на единственный видеомонитор, встроенный в стену столовой. Монитор был темным и ничего не показывал. – Между прочим, у вас отключился монитор, – сообщил Генри Хаммонду.

– Да ну? – Старик Хаммонд обернулся и тоже посмотрел на монитор. – Наверное, это из-за грозы. Сейчас позвоню Джону на пульт, пусть проверит, – сказал он и потянулся к телефону.

Ву услышал, как в телефонной трубке вместо гудков раздалось сухое потрескивание. Хаммонд пожал плечами и положил трубку на рычаг.

– Телефоны тоже отключились, – сообщил он. – Или этот Недри до сих пор перекачивает данные. Да, этому парню пришлось отловить немало своих «жучков» в эти выходные. Недри, конечно, своего рода гений, но за ним нужен глаз да глаз, чтобы он в конце концов сделал все как надо.

– Может, я схожу на пульт и узнаю, что там у них? – предложил Генри Ву.

– Нет-нет. Это совсем ни к чему, Генри, – сказал Хаммонд. – Если бы там что-то случилось, нас бы уже известили… Ах…

Мария вернулась в столовую, принесла две вазочки с мороженым.

– Тебе – совсем немножко, Генри, – сказал Хаммонд. – Это мороженое делают из свежего имбиря, он растет у нас в восточной части острова. Мороженое – моя старческая слабость… И все-таки…

Генри покорно взял маленькую ложечку и попробовал мороженое. За окном полыхнула молния, ударил гром.

– Как близко! – сказал Генри Ву. – Надеюсь, дети не испугаются молний.

– Это вряд ли, – откликнулся Хаммонд, смакуя мороженое. – Но я все-таки не могу не тревожиться из-за нашего парка.

Генри немного успокоился. Видимо, старик в конце концов начал всерьез задумываться о проблемах парка.

– И что же вас беспокоит?

– Ты же знаешь, Генри, мы ведь создавали парк главным образом для детей… Все дети любят динозавров. Они будут просто счастливы, когда попадут сюда. Маленькие детские личики засияют от счастья, когда детишки увидят наших динозавров, этих чудесных животных… Но я боюсь… Боюсь, что не доживу до той минуты, когда это произойдет. Вдруг случится так, что я не доживу до этого, вдруг я не успею увидеть радость на детских лицах…

– По-моему, у нас есть и другие проблемы… – нахмурился Ву.

– Но ничто не омрачает мои мысли так сильно, как это, – сказал Хаммонд. – Как то, что я могу не дожить и не увидеть сияющих, радостных детских лиц. Этот парк – наше величайшее достижение, настоящий триумф. Нам удалось свершить все, что мы задумали, удалось воплотить все самые смелые мечты. И, как ты, наверное, помнишь, главной нашей целью было заставить новейшие технологии генной инженерии приносить доход – огромный доход, кучу денег.

Ву понял, что Хаммонд сейчас пустится пересказывать одну из своих старых речей, которые он толкал перед будущими инвесторами во время рекламной кампании. Генри поднял руку:

– Я знаю, что ты собираешься сейчас сказать, Джон…

– Если бы ты хотел основать генно-инженерную компанию, Генри, скажи, за что бы ты взялся? Что бы ты стал делать? Какие-нибудь лекарства от страшных недугов, чтобы осчастливить болезненное человечество? Нет, и еще раз нет! Что за дикая идея! Глупое, совершенно непродуктивное применение новых технологий.

Хаммонд, сокрушаясь, покачал головой и продолжил:

– Ты только вспомни, Генри, за что взялись первые генно-инженерные компании, вроде «Генинтеха» и «Цетуса», – они занялись фармацевтикой, стали делать лекарства. Новые лекарства для больных людей. Очень, очень благородный порыв. Но, к сожалению, чтобы запустить в продажу лекарство, надо прорваться через кучу преград и препон. Начнем с того, что одно только Управление по контролю за продуктами и медикаментами потребует клинических испытаний твоего лекарства сроком от пяти до восьми лет – и то, если тебе очень повезет. Дальше – хуже. Когда ты выпустишь свою продукцию на рынок, тебя ожидают еще более неприятные сюрпризы. Вот, скажем, ты изобрел невиданное чудо-лекарство от рака или от болезней сердца – как это сделали парни из «Генинтеха». И, скажем, ты хочешь назначить за свою продукцию приличную цену – к примеру, тысячу или две тысячи долларов за одну дозу. Ты воображаешь, что это твое законное право. В конце концов, ты ведь изобрел это лекарство, ты потратился на его производство и всякие испытания – следовательно, ты можешь продавать его по той цене, какую считаешь справедливой. Но неужто ты думаешь, что правительство позволит тебе это сделать? Нет, Генри, и еще раз нет. Они ни за что на это не согласятся. Больные люди не захотят платить по тысяче долларов за дозу необходимого им лекарства – вместо того, чтобы благодарить тебя, они примутся возмущаться. И Красный Крест тоже платить не станет – вместо этого они поднимут шумиху в прессе, завопят, что это грабеж среди бела дня и еще всякую подобную ерунду. И тебя так или иначе доконают – отказами в патентном бюро, задержками в разрешительных структурах, еще чем-нибудь – и в конце концов тебя просто вынудят продавать лекарство по возмутительно низкой цене. С точки зрения бизнеса такая благородная помощь страждущему человечеству – жутко невыгодное дело. Лично я никогда и ни за что не возьмусь помогать человечеству.