Фредрик Олссон - Конец цепи

Он чувствовал себя ребенком. Он, даже не любивший детей. Слыша свои собственные вопросы, начинал стыдиться их. Казалось, он с таким же успехом мог быть трехлетним и точно так же стоял бы здесь и бесконечно спрашивал примерно то же самое, заставляя кого-то отвечать на них. Пусть немного другое по содержанию, но суть ведь от этого не менялась.

Почему?

Почему небо голубое?

Словно существовал какой-то окончательный ответ.

Потому что солнечный свет рассеивается в атмосфере.

А почему он делает это?

Просто воздух имеет такое свойство.

А почему он имеет его?

Я не знаю!

Потому что есть силы притяжения между атомами, и кварки, и квантовые струны, потому что ты не перестаешь спрашивать, никто не знает! Просто так все устроено. И так же дело обстояло с шифрами и текстами, и с будущим, и ничего здесь нельзя было поделать.

И именно это пугало его.

Тот же самый вывод каждый раз.

Нельзя ничего сделать.

А перед ним длинными рядами висели шифры. Целая организация ждала результата, надеялась, что он решит их проблему, весь мир там снаружи делал это, сам того не ведая, а единственное, до чего он смог додуматься, укладывалось в одно слово «нет». Ничего не получится.

Это так устроено.

Вильям уже видел, как все закончится.

И не существовало никакого «почему».

Все чаще их неофициальные встречи происходили в холодной наблюдательной комнате.

Сейчас они стояли там снова, Коннорс и Франкен, с взглядами, устремленными на койки, находившиеся по другую сторону стекла. На них уже лежало не так много окровавленных тел, как вчера, а утром должно было остаться еще меньше. Время бежало перед их глазами, красными ручейками стекая на пол, и они ничего не могли с этим поделать.

Никто из них не знал, почему так произошло.

Почему они стали видеться именно здесь, предпочтя это место бесчисленным совещательным комнатам, офисам и узким коридорам здесь внизу или наверху в старой части замка, которую сейчас отделяло от них несколько этажей. Когда-то они пришли сюда, пожалуй, с целью напомнить себе, что боролись не просто с шифрами и таблицами и кругами на карте. А за ними стояли жизни людей, и их уже немало умерло, и должно было умереть еще больше, и что смерть, особенно такая, не самое красивое зрелище.

– Нам не следовало брать сюда гражданских, – сказал Коннорс. – Это была ошибка номер один.

Франкен ничего не ответил.

Он четко поставил вопрос, а вместо ответа получил лишь повторение старого разговора, уже набившей оскомину дискуссии, в которой, они оба знали, никогда не придут к согласию.

В любом случае это уже не играло никакой роли. Жизнь шла дальше. Они находились на следующей стадии, знали, каким станет ближайший шаг, и сейчас требовалось принять окончательное решение, и Франкен посмотрел на Коннорса, увидел его взгляд, прикованный к телам за перегородкой, как он изо всех сил старался отсрочить неизбежное. А тот, как бы подтверждая его наблюдение, продолжил:

– Нам следовало взять сюда экспертов. Позволить им работать с нами, рассказать все нюансы, пусть бы знали, чем они занимаются…

Франкен поднял руку, предлагая ему закончить. Он не хотел толочь воду в ступе снова. Какого бы мнения ни придерживался Коннорс, не видел смысла анализировать то, что уже произошло.

– До тебя только сейчас дошло? – спросил только.

Коннорс не ответил. Знал уже, как Франкен продолжит.

– Зачем тебе понадобилось призывать Дженифер Уоткинс?

– Она была нашим шансом, – сказал Коннорс.

Франкен покачал головой.

– И насколько хорошо все, по-твоему, получилось?

– Она не справилась. И очень дорого обошлась нам, не будь ее…

Он прервался. На мгновение засомневался, как ему продолжить. И Коннорс увидел это и использовал представившуюся возможность.

– Ты уверен? – спросил он. – По-твоему, действительно все из-за нее?

Франкен стиснул зубы. Не хотел думать об этом. Но Коннорс не собирался уступать, настойчиво напоминал ему то, от чего он не мог просто отмахнуться независимо от своего желания.

– А разве не из-за нас? Не будь тебя и меня, она не появилась бы здесь. Не существовало бы никакого бездомного, чтобы его потом выпускать, и он не был бы заражен, поскольку никто не создал бы вирус и не тестировал его на нем в надежде, что именно тому, чему она положила начало, удастся помешать.

Он повышал голос по мере того, как говорил. Ему одинаково не нравилась существующая ситуация и то, что он постоянно использовал ее в качестве аргумента.

И Франкен отвернулся в сторону.

Считал это несущественным.

В любом случае она нарушила правила. И независимо от того, было ли все предрешено заранее или нет, злоупотребила своей свободой, знаниями о действующих на территории замка порядках и инструкциях по безопасности и в конечном итоге открыла ящик Пандоры. И даже будучи полностью уверенной, что он не болен, она все равно не имела права вести себя столь безответственно.

А потом еще ей удалось передать ее электронный ключ молодой девице.

И та в свою очередь сумела отправить письмо своему парню, и кто знает, что там она еще она могла натворить, если бы они не остановили ее вовремя.

Именно это он сказал Коннорсу.

– И разве это не доказывает, что Уоткинс была одной большой ошибкой? – спросил Франкен. – И то, насколько опасно давать людям знания, свободу и ответственность? Ты же ученый, черт возьми, и должен понимать.

– Даже если она пришла к чему-то, чего мы не знаем? Даже если у нее фактически имелось решение?

Коннорс сделал паузу.

– Даже если она сделала это, то все равно забрала все с собой в могилу.

– Надо надеяться, – сказал Франкен. – Увидим, – добавил он.

И больше ничего им не требовалось говорить.

Оба знали, что она сделала, и начни они ругаться из-за этого снова, ситуация нисколько не улучшилась бы.

И Франкен понизил голос, вздохнул:

– Мы находимся там, где и были, и ты это тоже знаешь. Нам надо спешить. Будь все десять или двадцать лет назад, мы продолжили бы, как делали тогда. Но у нас нет времени. Нам необходим результат. А не хорошая рабочая атмосфера.

А потом он задал вопрос, который фактически висел в воздухе:

– Ты согласен со мной?

– А у меня есть выбор? – спросил Коннорс.

– Нет, – ответил Франкен.

И в его глазах тоже пряталась грусть.

– Нет, уже нет.

Коннорс промолчал, не сказал ни да ни нет.

И этого было достаточно.

– Наши с тобой желания совпадают, – продолжил Франкен. – Мне тоже хочется, чтобы мы действовали иначе. Не сейчас, не весной, а черт знает когда. Но ни ты, ни я не можем вернуться на тридцать лет назад и изменить решения, принятые нами тогда…

– Я знаю.

Франкен замолчал. Его удивила сила, с какой Коннорс произнес это. Она стала сюрпризом для него. А Коннорс искал нужные слова, аргументы, способные изменить что-то, прекрасно зная, что их нет, и все равно не мог просто стоять молча.