Гордон Корман - Гипнотизеры

В черепашьем темпе преодолев несколько кварталов, он наконец остановился перед фасадом клиники. В то же мгновение из метро выбежала его жена Моника.

– Тебе больше ничего не сказали? – выдохнула она, задыхаясь от спешки.

– Я сам только что добрался.

Оставив «Бентли» в неположенном месте, родители Джекса бросились к дверям комплекса. Мистер Опус не боялся ни штрафа, ни эвакуатора. Машина ценой в триста тысяч долларов внушала глубокое уважение. Она могла принадлежать только человеку, имевшему влияние в городе, а такие люди не платили. Правда, отца Джекса вряд ли кто-то назвал бы влиятельным. Просто он работал менеджером по продажам в представительстве «Бентли».

– Не могу поверить! – прошептала его жена, пока они поднимались на лифте на четырнадцатый этаж. – С чего бы Джексу хулиганить на приеме у врача? Я даже не понимаю, что он мог такого натворить!

Добравшись до кабинета офтальмолога, они обнаружили, что в приемной нет никого, кроме их сына и сотрудника охраны. Кабинет был закрыт на неопределенный срок, а доктора Пальму отправили домой.

– Я не виноват, мам, – начал защищаться Джекс. – Это все доктор. Он как с цепи сорвался! Я ничего не делал! Честное слово!

Чета Опусов посмотрела на охранника, но тот лишь пожал плечами.

– Не спрашивайте меня. К тому времени, как я подоспел, все метались по приемной, пациенты уносили ноги, а персонал сидел на враче верхом.

– У Джекса будут проблемы? – с тревогой спросила миссис Опус.

– В суд никто не подаст, – ответил охранник. – Но на вашем месте я бы поискал другого окулиста. Они просто сказали мне посидеть с пацаном, пока родители не явятся. Это ж вы и есть?

Опусы торопливо забрали сына из здания и отвели в кафе по соседству. За кружкой дымящегося горячего шоколада Джекс попытался объяснить, что случилось.

– Он светил мне в глаза этим своим синим фонариком и вдруг замер. В смысле, прямо надолго. Тут я сказал, что у меня домашки много и не мог бы он поторопиться. Я не грубил – даже сказал «пожалуйста». Но его переклинило, он начал бегать по комнате как сумасшедший, все там посшибал. Потом бросился на меня с какими-то глазными каплями, я испугался и закричал: «Отстаньте от меня!» Ну, тут он вообще свихнулся. Никого ко мне не подпускал. Стоило зайти медсестре – так он ее с ног сбивал. Вот тогда они и вызвали охрану. – Он глянул на родителей, и глаза его начали менять оттенок с фиолетового на голубой. – По-моему, у него просто крышу сорвало.

Мистер Опус поскреб в затылке.

– Что ж, вряд ли тебя можно обвинять в чьем-то нервном срыве.

Миссис Опус сжала плечо сына.

– Солнышко, жаль, что тебе пришлось все это пережить.

– Зачем мне вообще надо было идти к глазному? – недовольно спросил Джекс. – Я отлично вижу.

Она смутилась.

– Ты же знаешь, что у тебя глаза цвет меняют. Я хотела убедиться, что это не влияет на зрение.

– Ага, погоди, сейчас узнаешь, что он про это сказал, – насупился Джекс. – Он сказал: «Это невозможно». Если уж так хотели отправить меня к окулисту, выбрали бы того, кто хоть что-то соображает.

– Возможно, конечно! – воскликнула мама. – Это у тебя семейное, от отца. Правильно, Эштон?

Мистер Опус отвел взгляд.

– Ну, не то чтобы совсем уж семейное , но есть пара случаев. Двоюродный брат моего деда… мне говорили, у него было так же.

– И зрение у него было совершенно нормальное, не сомневаюсь, – с энтузиазмом добавила его жена.

– О, само собой, – уклончиво ответил муж. – Зрение – да. Идеальное.

– Но? – спросил Джекс, заподозрив, что это не все.

– Ну, откуда мне знать? – сказал мистер Опус. – Я его даже не видел никогда. Он умер, когда я был совсем маленьким. Просто дурацкие семейные сплетни, чтобы старушкам было о чем шушукаться. Все, поехали домой.

– Только когда расскажешь про эти самые сплетни.

– Да чепуха. Говорили, что он сошел с ума.

Джекс побледнел.

– Из-за глаз?

– Конечно, нет! – воскликнула его мать. – Извини, что вообще начали этот разговор. С чего ты взял?

– Ну, – смущенно признал Джекс, – у меня недавно начались кое-какие… проблемы. Мне… чудится всякое.

Его отец встревожился.

– Что именно?

– В основном я сам, – попытался объяснить Джекс. – Как будто я сам за собой наблюдаю. Это длится только секунду или две, но я начинаю немножко нервничать.

Его родители обменялись взволнованными взглядами.

– Мне кажется, – наконец предположил мистер Опус, – что в какой-то момент нам всем случалось представлять себя со стороны. Это происходит не по-настоящему, как бы мы себя в том ни убеждали.

Джекс покачал головой.

– Вряд ли, пап. Я надеялся, что это прекратится, но оно все повторяется и повторяется. И у доктора в кабинете то же самое случилось – как раз перед тем, как он сбрендил.

– Не бойся, – сказала миссис Опус. Она была мануальным терапевтом и считала, что на любую проблему найдется свой врач-специалист. – Мы во всем разберемся.

Развешанные по стенам дипломы Гарварда, Оксфорда и Университета Вены в рамочках соседствовали с черно-белой фотографией самого Зигмунда Фрейда, отца современного психоанализа, подписанной его рукой. Доктор Гунденберг был самым лучшим детским психиатром в Нью-Йорке – и самым дорогим. Никто и бровью не повел, когда пациента привезли на «Бентли». Мама могла сколько угодно твердить Джексу, что бояться нечего, но тот факт, что родители готовы спустить столько денег на психоаналитика для сына, ясно говорил о том, что они-то сами изрядно перепугались.

Сколько бы там доктор Гунденберг ни брал за час, Джекс был уверен, что это просто грабеж. Он снова и снова пытался рассказать о своих видениях. Но психиатр хотел обсуждать только его сны .

– Но, доктор Гунденберг, – возражал мальчик, – со снами у меня полный порядок. Все отлично. А вот когда просыпаюсь, начинаются проблемы.

– Ваши сны – это ключ к вашему подсознанию, юный Джексон. – Доктор Гунденберг вроде бы иностранцем не был, но говорил с фальшивым акцентом. Видно, он считал, что для того, чтобы быть хорошим психиатром, недостаточно фанатеть от Фрейда – надо еще и разговаривать точно как он.

– Ладно, но подсознание умеет показывать человеку его самого с расстояния тридцати футов? – не отступался Джекс.

Доктор Гунденберг наклонился к его лицу. Блестящий лоб психиатра отражал свет не хуже зеркала, переходя в лысый затылок, подпертый накрахмаленным воротничком.

– Несомненно, наблюдать за самим собой на расстоянии физически невозможно.

Джекс насупился.

– Хотите сказать, что я вру?

– В этом кабинете лжи не существует. Даже когда вы говорите неправду, мне открываются скрытые истины.

– Например?

Доктор потер свой бесконечный лоб.