Гордон Корман - Гипнотизеры

Джекс глубоко вздохнул.

– Ладно, иногда бывает и такое. Вопрос: почему ?

– Да проще простого, – уверенно сказал Томми. – Потому что ты родился со здоровенной подковой в подгузнике. Ты везунчик, чувак.

– Ну да, конечно. Поэтому и психиатр у меня еще чуднее, чем я сам.

– Да серьезно, все выходит по-твоему. Если бы ты не был моим лучшим другом, я бы терпеть тебя не мог. Зачем искать причины? Просто наслаждайся.

– Вот только мне мерещится всякое, а люди вокруг начинают творить черт-те что.

– Я же не начинаю. А я постоянно рядом с тобой. Наверно, у меня просто психика устойчивее, чем у других.

Они вошли в столовую и направились к очереди за едой. Не меньше десятка человек помахали и сказали: «Привет, Джекс». И ни одного: «Привет, Томми».

Томми отвесил дурашливый поклон.

– Вообще-то я тоже тут. – И, повернувшись к другу, добавил: – Может, они просто пытаются разглядеть, какого цвета у тебя сегодня глаза? Но со мной этот номер не пройдет. По мне, так они всегда серые.

Джекс положил себе картофельного пюре.

– Значит, поэтому ты единственный, кто понимает, что нельзя развести ферму в квартире на десятом этаже? Потому что ты дальтоник?

Томми от души шлепнул пюре в свою тарелку и облизал половник, прежде чем положить его на место.

– Нет, потому что у меня дар. Передай перец.

«Ревущие двадцатые: Нью-йоркский водевиль в 1920-е годы» ставили в только что отремонтированном здании театра в Верхнем Вест-Сайде. Это было наполовину шоу, наполовину выставка. Устроители постарались на славу, чтобы воссоздать атмосферу, – о том времени напоминало все, от винтажного автомобиля марки «Штутц-Беркат», припаркованного у входа, до энергичного фортепианного регтайма и рожков с мороженым по пять центов. Работники театра изображали недоумение при виде смартфонов, айподов и даже пластиковых бутылок с водой в руках школьников. Несколько устройств пришлось конфисковать, потому что семиклассники непременно хотели показать персоналу какое-нибудь сногсшибательное, а то и неприличное приложение. Они, казалось, забыли, что сотрудники – такие же современные люди, как они сами, и у них, наверное, есть собственные сотовые телефоны в карманах, скрытых под золотым позументом и сверкающими эполетами.

Наконец все успокоились, и шоу началось. На сцену выходили певцы, чечеточники, жонглеры. Следом выступил комик с дурацкими несмешными шутками – но, возможно, так и было задумано, чтобы показать, каким был юмор в двадцатые годы. Освистывали его так громко, что учителям пришлось ходить туда-сюда между рядами, раздавая шепотом предупреждения. Но потом незадачливого артиста утянули со сцены, зацепив за шею рукояткой трости, и все поняли, что в водевилях так и положено.

После короткой немой кинохроники об избрании Калвина Кулиджа президентом, назначении Эдгара Гувера на пост главы ФБР и первого парада в честь Дня благодарения, устроенного универмагом «Мейсис», конферансье объявил номер Удивительного Рамоло, который непременно «околдует всех поразительной силой своего разума».

Рамоло оказался гипнотизером. Его золотые карманные часы, покачиваясь, поблескивали в огнях рампы. Когда он спросил, найдутся ли в зале добровольцы, шумные семиклассники совершенно притихли. Никто не верил, что у Рамоло есть какие-то сверхъестественные способности. Но на всякий случай все решили: пусть лучше он копается в мозгах кого-нибудь другого.

Наконец вызвалась миссис Бейкер, учительница математики. Удивительному Рамоло и его карманным часам потребовалась лишь пара минут, чтобы ввести ее в глубокий транс. Теперь она стояла с закрытыми глазами, ожидая распоряжений.

– Вы явились на бал в королевский дворец, – произнес гипнотизер. – На вас белоснежное платье, оно сияет, словно расшито бриллиантами. Сам эрцгерцог приглашает вас на танец. Музыка уже подхватила вас, и вы кружитесь по залу в грациозном вальсе. А теперь танцуйте, юная леди. Раз-два-три, раз-два-три…

К всеобщему изумлению, учительница математики принялась вальсировать по сцене, обняв воображаемого партнера.

Томми так сильно ткнул Джекса локтем, что чуть не сломал ему ребра.

– Ну и чума! – Внезапно его рука взмыла в воздух. – Я должен поучаствовать! Этому чуваку ни за что не заставить меня танцевать с самим собой!

– Не надо, – посоветовал Джекс. – Он только и ждет, чтобы выставить тебя придурком.

Миссис Бейкер продолжала с блаженным видом кружить по «залу». Теперь у Рамоло было столько добровольцев, что девать некуда. Он разбудил миссис Бейкер и выбрал шестерых из толпы ребят, которым не терпелось попасть на сцену.

Томми, оказавшись в числе избранных, испустил ликующий вопль.

– Смотри и учись, Опус. Я стану звездой!

Джекс с безнадежным вздохом откинулся на спинку сиденья. Если Томми что-то вбил себе в голову, его не остановить.

Вскоре Рамоло ввел всех добровольцев в транс и принялся демонстрировать свое могущество. Кэйта Маркакис орудовала несуществующей метлой. Руперт Джонс с пафосом читал стишок про Мэри и ее барашка, который всюду ходил за ней. Джессика Крюз была совершенно уверена, что сидит на уроке и одна знает ответ на сложный вопрос. Она елозила на стуле и яростно тянула руку, бормоча: «Ну! Ну! Спросите меня!»

Довольная публика аплодировала, раздавались одобрительные крики, а изредка кто-нибудь подзадоривал: «Не вызывайте ее! Пусть терпит!»

Затем настала очередь Томми. Может быть, гипнотизера впечатлило слегка бестолковое выражение на пылающем энтузиазмом лице мальчика или то, как сильно он хотел выбраться на сцену. Как бы там ни было, Рамоло решил поиздеваться над своей последней жертвой с фантазией.

– Твое тело покрывают пушистые перья, ты вышагиваешь по загону, выискивая в сору зернышки и жуков. Ты курица – точнее, петух. Курятник – твоя крепость, скотный двор – твои владения.

Кукарекнув, Томми присел и вперевалку побрел по сцене. Руки он согнул, отставил локти, как крылья, принялся ими хлопать и самозабвенно кудахтать. Благодаря своей спортивной гибкости в поисках пищи он умудрялся достать «клювом» почти до самого пола.

По залу прокатывались волны смеха. Даже Джекс слегка улыбнулся. «Я же его предупреждал», – подумал он.

– Берегись, петух! – издевательски пропел Рамоло. – Фермер идет! И топор несет!

Томми, услышав это, в ужасе захлопал «крыльями», заметался по сцене и сбил Джессику со стула. Раздались крики восторга.

Одного за другим гипнотизер вывел Кэйту, Руперта и Джессику из транса. Они вернулись на свои места, отвечая на одобрительные приветствия и дружеские тычки. Однако Томми остался в своем курином образе.

Джекс все ждал, когда Рамоло расколдует последнего добровольца, но напрасно. Уж очень уморительно выглядел испуганный «петух», улепетывающий от невидимого фермера с топором. Ребята в зале повскакивали с мест, улюлюкая и оглушительно хохоча.