Уинстон Грум - Форрест Гамп

В конце третьего периода счет был почти равным – 38: 37 в нашу пользу, и Змей оказался героем дня. Но потом эти громилы из Миссисипи сумели сделать тачдаун. Всего за минуту до свистка. Начался четвертый период, и у нас больше не было таймаутов. Я про себя молился, чтобы Змей в этот раз не сделал так, как в финале Апельсинового кубка, то есть не загубил бы игру, отправив мяч за линию, и что вы думаете? Именно это он и сделал!

У меня просто сердце в пятки ушло. Но тут все заорали так, что на некоторое время заглушили коментатора, а когда утихли, оказалось, что Змей выполнил фейк, а на самом-то деле передал мяч Кертису, и тот сделал победный тачдаун. Вот на сколько умен тренер Брайант! Он правильно ращитал, что эти ребята из Миссисипи по своей тупости решат, что мы второй раз подряд наступаем на одни и те же грабли.

Так что я, конечно, обрадовался и подумал еще: интересно, смотрит ли трансляцию Дженни Каррен и вспоминает ли меня?

В прочем, все это не имело значения, посколько через месяц нас перебросили за океан. Почти год отлаживали, как роботов, для отправки за десять тыщ миль от дома – без приувеличения! Отправили нас во Вьетнам, но сказали, что это на много лучше, чем было весь прошлый год. Вот это как раз оказалось приувеличением.

Прибыли мы во Вьетнам в феврале, и нас тут же погрузили в фургоны-скотовозы для отправки из Кинхона на гористый берег Южно-Китайского моря, в городок под названием Плейку. Доехали благополучно, по красивым местам – повсюду банановые деревья, пальмы и рисовые поля, на которых трудились низко рослые, раскосые местные крестьяне. Мы вели себя дружелюбно, они нам тоже махали.

Гора Плейку распозновалась издалека по висевшему над ней облаку красноватой пыли. А на поцтупах к городу теснились такие убогие лачуги, каких я даже в Алабаме не видывал. Под полотняными навесами жались друг к другу местные жители, сплошь беззубые, а детишки бегали голышом – короче, нищета. Добравшись до штаба бригады и базы огневой поддержки, ничего особо плохого опять же было не заметно, если не щитать этой красной пыли. На первый поверхносный взгляд там, в принципе, ничто не предвещало – кругом тишь да гладь, все раз чищено, выметено, тянуца, на сколько хватает глаза, ряды палаток. И не скажешь, что в этих краях война идет. Можно подумать, приехали мы обратно в Форт-Беннинг.

Однако нам сказали, что такая тишина обьесняеца перемирием: у местных начался какой-то празник, новый год, что ли, Тет по ихнему или типо того. У нас, конечно, гора сплечь, посколько сперва-то мы струхнули. Но эта тишь да гладь оказалась не долгой [12] …тишина обьесняеца перемирием: у местных начался какой-то празник, новый год, что ли, Тет по ихнему или типо того. <���…> Но эта тишь да гладь оказалась не долгой. – Тетское наступление (Наступление Тет, Новогоднее наступление) – нарушение партизанами-коммунистами традиционного новогоднего перемирия. Началось 31 января 1968 г. и, хотя силы Северного Вьетнама, понеся большие потери, были отброшены, имело мощный психологический эффект: именно после Тетского наступления общественное мнение в США утратило веру в возможность победы во Вьетнаме. .

Вернувшись в расположение части, нас отправили на помывку в бригадный душ. Оказалось, бригадный душ – это не глубокая яма, к которой подогнали три или четыре автоцистерны, и нам приказали снять форму, акуратно сложить на земле, а самим залазить в яму, где нас принялись сверху поливать водой.

Это было очень кстате, посколько мы уже с неделю не мылись и слегка запаршивели. Плещемся мы в этой яме, нас поливают из шланга, все путем, и вдруг стало резко темнеть, а потом раздался какой-то не понятный звук, кто-то из поливальщиков завопил: «Летит!» – и тут всех, кто стоял на краю ямы, как ветром сдуло, а мы стоим на дне ямы нагишом, переглядываемся, и вдруг грянул сильнейший взрыв, потом второй, и все, крича и ругаясь, стали думать, как бы дотянуца до своей формы. Вокруг рвуца снаряды, кто-то крикнул: «Ложись!» – что, конечно, было излишне, посколько мы и так ползали по дну ямы: посмотреть со стороны – червяки, а не люди.

Следущая взрывная волна окатила нас говном, все заорали пуще прежнего, а парни в дальнем конце ямы начали вдобавок истекать кровью и зажимать поврежденные части тела. Все поняли, что яма – укрытие не надежное. Откуда ни возьмись на кромке замаячил сержант Кранц и гаркнул, чтобы мы вылазили и двигались за ним. Дождавшись краткого промежутка в этой кононаде, мы выволокли свои задницы из ямы. И тут мне открылось такое, что боже упаси. На земле валялось четверо или пятеро наших поливальшиков, даже не похожих на людей, до такой степени они были изувечены – как через хлопкоуборочный комбайн пропущенные. А посколько я раньше мертвецов не видал, для меня ужасней и страшней этой сцены не было ни до, ни после.

Сержант Кранц сделал нам знак ползти за ним, и мы подчинились – видел бы нас кто-нибудь с верху! Полторы сотни голых мужиков, извиваясь, ползут по земле длинной цепью…

На територии части были вырыты стрелковые окопы, и сержант Кранц запихнул нас по три-четыре человека в каждый одиночный окоп. Я пожалел, что уполз из ямы, В этих норах мы оказались по пояс в затхлой, склизкой жиже, образовавшейся после дождей, причем в ней кишели, извивались и прыгали лягухи, змеи, жуки и всякая мерзость. Застряв там на всю ночь, мы остались без ужина. К расцвету обстрел затих, мы по команде выволокли свои задницы из этих окопов, отыскали свою форму, оружие и стали готовица отражать наступление вьетконговцев.

Мы, салаги, особой пользы принести не могли, и командиры, даже не зная, куда нас поставить, приказали нам охранять периметр с юга, где находился офицерский гальюн. Но там было еще хуже, чем в стрелковых окопах, посколько один снаряд угодил прямо в выгребную яму и разметал по територии не меньше двух центнеров офицерского говна.

Торчали мы там весь день, без завтрака, без обеда, а на закате снова начался обстрел, и каждому пришлось залечь мордой в говно. Ох, до чего же мерзопакостно!

Наконец кто-то собразил, что мы, вероятно, оголодали, и приказал доставить нам сухпаек. Мне досталась холодная яишница с ветчиной, причем на жестянке стоял срок годности: «1951». За едой все стали обмениваца слухами. Одни утверждали, что город Плейку занят косоглазыми, другие – что на нас вот-вот сбросят атомную бомбу, а снаряды – это так, разминка была. Еще поговаривали, будто обстреливают нас вовсе даже не местные, а толи австралийцы, толи голанцы, толи норвежцы. Мне лично было пофигу. Говно эти слухи.

На следущий день мы мало по малу начали обживаца около южного периметра. Вырыли себе стрелковые окопы, а из досок и листов жести, прилетевших из офицерского гальюна, соорудили над ними не большие защитные козырьки. В прочем, налетов больше не последовало, да и вторжения узкоглазых, в которых нужно стрелять, не случилось. Сдаеца мне, не такие они дураки, чтоб гальюн атаковать. На протяжении трех или даже четырех суток нас обстреливали по ночам, но в то утро, когда обстрел прекратился, к нашему ротному подполз комбат, майор Боллз, и сказал, что нам нужно двигаца к северу, в джунгли, на выручку Третьей роте, попавшей в окружение.