Array Коллектив авторов - Дух в творении и новом творении. Диалог науки и богословия между православной и западной сферами мысли

Для российских математиков, интересующихся богословием, и богословов, интересующихся наукой, теория множеств представляла крайне любопытный предмет для размышлений. Этому способствовала особая интеллектуальная атмосфера, создавшаяся в Московском университете на рубеже XIX–XX вв. В своих лекциях профессор математики Н. В. Бугаев (отец философа и поэта Андрея Белого) активно обсуждал мировоззренческие аспекты математики. П. А. Флоренский, будущий священник и богослов, и H. Н. Лузин, будущий глава московской математической школы, были учениками Бугаева. Тогда и позже, когда Флоренский уже стал священником, между Лузиным и Флоренским велась активная переписка. Эта переписка с определенностью свидетельствует об интересе Лузина к проблемам православной мистики и христианской жизни в целом. Уже в 1906–1907 гг. Флоренский и Лузин, его младший коллега по математическому факультету, интересовались проблемами имяславия. В 1907 г. Флоренский написал рукопись «Святое именование», а позже, будучи студентом семинарии, прочитал книгу монаха Илариона «На горах Кавказа», в которой рассказывалось о духовной практике имяславцев. В эти годы Лузин находился под сильным духовным влиянием Флоренского (как это случалось со многими людьми, попадавшими в жизненную орбиту последнего). Встреча с Флоренским привела Лузина к глубокому духовному кризису, в особенности к пересмотру его отношения к науке, столь дорогой для молодого талантливого математика. Беседы с Флоренским привели к серьезным вопросам о миропонимании, о религиозном мировоззрении. Из своей научной командировки в Париж Лузин написал Флоренскому: «Вы встретили меня в университете ничего не знающим ребенком. Не знаю, как это случилось, но я больше не могу удовлетворяться аналитическими функциями и рядами Тейлора… Видеть страдание людей, видеть муки жизни… – это невыносимое зрелище. Мне больно жить! То мировоззрение, которое я знал ранее (материалистическое мировоззрение), меня абсолютно не удовлетворяет… Да, сейчас я понимаю, что „наука“, по существу, является метафизической и основывается на ничто… В науке мне сейчас интересны только начала, символическая логика и теория множеств. Но я не могу жить одной наукой…» [42] Письмо H. Н. Лузина П. А. Флоренскому, 1.05.1906 // Историко-математические исследования. Вып. XXXI. М., 1989. С. 135–136. Аналитические функции суть функции непрерывные, а в то время для обоих друзей непрерывность была чуть ли не бранным словом (см. ниже об аритмологии проф. Бугаева). Вероятно, благодаря Флоренскому, начавшему в 1912–1913 гг. публично защищать имяславие, Лузин и сам вошел в сферу богословской проблематики. Этому способствовало и влияние Д. Ф. Егорова, известного математика, профессора Московского университета, учителя как Флоренского, так и Лузина, глубоко верующего православного человека.

Несомненно, Флоренский способствовал обращению Лузина к Богу и Церкви, способствовал обретению им религиозного мировоззрения и в дальнейшем всегда оставался для него авторитетом в вопросах духовной жизни, богословия и философии. Но Флоренский оказал влияние и на понимание Лузиным философии и богословия науки. Обретение целостного мировоззрения было, согласно самому Флоренскому, центральной задачей его научной деятельности и жизни [43] «Своей жизненной целью Флоренский видит построение путей к будущему интегральному мировоззрению», – писал Флоренский в своем Автореферате ( Флоренский П., свящ. Сочинения: В 4 т. T. 1. М., 1994. С. 38). . Этот выдающийся русский мыслитель был силен как раз в вопросах философской и богословской интерпретации науки и культуры в целом. Как никто другой он был способен открыть широкие философские перспективы, достаточно часто скрытые за специфическими научными проблемами. Под влиянием его учителя Н. В. Бугаева интересы Флоренского в области математики очень быстро переместились в область прерывных функций («аритмология» Бугаева). Непрерывные и аналитические функции были для Флоренского символом мировоззрения, в котором не было места для разрывов, скачков, неожиданностей, – в конечном счете чудес, а потому там не было места и для Бога [44] См. статью Флоренского «Об одной предпосылке мировоззрения» ( Флоренский П., свящ. Сочинения: В 4 т. T. 1. С. 70–78). . Поэтому неудивительно, что именно Флоренский первым опубликовал статью о теории множеств: Кантор, в частности, стремился и непрерывность построить из дискретных множеств. Благодаря близким отношениям с Флоренским Лузин учился у своего старшего друга, в частности и символизму математических идей.

Как мы заметили ранее, к началу XX в. теория множеств встретилась с фундаментальными парадоксами, практически не преодоленными до сего дня. Проблема континуума, парадокс Бурали – Форты, парадокс Рассела , позже проблема аксиомы выбора — лучшие математики мира были озадачены поиском решений этих проблем, но не смогли достичь цели. Порой усиленная интеллектуальная работа приводила к потере умственного здоровья: прежде всего, таковой была судьба самого основателя теории множеств Г. Кантора [45] С 80-х гг. XIX в. почти ежегодно Кантор ложился на определенное время в психиатрическую клинику. Потом он выходил, преподавал, писал свои книги и статьи о теории множеств. Умер он в 1918 г. также в психиатрической клинике. Подробней см.: Dauben J. W. Georg Cantor. His Mathematics and Philosophy of the Infinite. Cambridge; London, 1979. … Наиболее сложной была как раз исходная концепция актуально бесконечного множества. Действительно, все наше чувственное восприятие является конечным, и если мы говорим об актуальной бесконечности, мы сразу же сталкиваемся с апориями, открытыми греками еще в античности… Поэтому все построения в теории множеств, созданные как раз, так сказать, для «исчисления» актуальной бесконечности, представляются крайне абстрактными. Они могут основываться лишь на определениях, ибо для интуиции здесь нет другой поддержки…

Благодаря влиянию Флоренского идея имяславия была достаточно известна в кругах московских математиков. Флоренский был открытым сторонником имяславия [46] В 1913 г. Флоренский вместе с М. А. Новоселовым издали один из основополагающих трудов по защите имяславия книгу «Апология веры» монаха и богослова Антония Булатовича. Флоренский написал к ней сочувственное предисловие, в котором рассматривал имяславие как особый случай церковного учения о различении божественной сущности и энергий. . Такой же позиции придерживался, вероятно, и профессор Егоров. Благодаря беседам с Флоренским идеи имяславия стали известны и Лузину, а позже его ученикам из хорошо известной «Лузитании» (П. С. Александрову, А. Н. Колмогорову, П. С. Новикову и др.). Однако что же может связывать богословское учение имяславия и фундаментальные проблемы теории множеств? Это главный вопрос данной статьи. Здесь сказался особый подход к проблемам бесконечности в русской научной традиции рассматриваемого периода. Порой это оказывается достаточно сложным для понимания учеными западной традиции как раз ввиду специфических различий в основаниях духовного опыта на Востоке и Западе. Так, авторы упоминавшейся выше книги об имяславии и математике пишут: «В начале двадцатого века математики были поставлены в тупик возможностью существования новых видов бесконечности. Эти новые бесконечности предложил Георг Кантор; благодаря приданию им различных имен они казались реальными. В представлении некоторых людей сам акт именования этих бесконечностей как бы создавал их. И здесь выступило русское имяславие: имяславцы верят, что делают Бога реальным через служение Его имени, а математики среди них полагали, что делают бесконечности реальными просто путем концентрации на их именах» (курсив мой. – В. К. ) [47] Graham L., Kantor J.-M. Naming Infinity… P. 96. . В другом месте этой книги молитва имяславцев ставится в один ряд с идеей творения [48] Graham L., Kantor J.-М. Naming Infinity… P. 96. .