Роберт Фалкон Скотт - Дневники полярного капитана

Два или три раза он с этим намерением бросался на Боуэрса, потом на Кэохэйна, причем он далеко не отходил, а кидался с оскаленными зубами и лягаясь во все стороны. К тому времени сбежались люди и, сначала один, потом другой, на лету влезли на сани; кончилось тем, что Оутс, Боуэрс, Нельсон и Аткинсон все сидели на них. Кристофер пробовал тем же способом отделаться и от живого груза, и ему удалось-таки сбросить Аткинсона; но остальные уперлись пятками в снег, и маленький злодей, наконец, умаялся. Но и тут еще он свирепо огрызался на каждого, кто подходил к поводу, и прошло еще порядочно времени, прежде чем Оутсу удалось совладать с ним. Такова эпопея Кристофера. Душевно рад, что нет других ему подобных. Эти проделки сулят немало хлопот в будущем, но мне думается, что немного рыхлого снега на Барьере окажется лучшим лекарством.

Сегодня вечером должны возвратиться лейтенант Эванс и Гран. Телефон оповестил нас об их уходе с мыса Хижины, а также о том, что Мирз ушел в Угловой лагерь. Эванс говорит, что он взял с собой восемь мешков корма и что собаки побежали во всю прыть.

Воскресенье, 15 октября.

Оба наши пациента хорошо поправляются. Клиссольд две ночи проспал без сонных порошков и повеселел; боли в спине совсем оставили его.

Погода положительно теплее и уже три дня стоит ясная. Термометр показывает не больше одного или двух градусов ниже нуля [–19 °С], и воздух удивительно мягкий и приятный. Все существенные приготовления окончены; лошади с каждым днем бодрее.

Клиссольда у плиты заменили Хупер и Лэшли, и могу по справедливости сказать, что ни хлеб, ни разные блюда ничего от того не утратили. Хорошо иметь таких людей, для которых не существует трудностей.

Вторник, 17 октября.

Не все, однако, благополучно. Сегодня положено было вывести на лед моторы. Поверхность от снежных наносов очень неровная, и у первых саней, лучших из всех, соскочила цепь. Ее поставили на место, и машина пошла, но как раз перед тем, как ступить на лед, встретила ледяную гряду и круто приподняла передок, вследствие чего цепь опять соскочила с зубчатых колес; на этот раз так неудачно, что Дэй в критическую минуту поскользнулся и, совершенно нечаянно, вплотную нажал регулятор. Машина рванулась, но под задней осью появилась зловещая струйка масла, и осмотр показал, что раскололся алюминиевый подшипник оси. Подшипник сняли и внесли в дом; может быть, и удастся поправить, но времени остается очень уж мало. Все это показывает, что нам нужно больше опытности – и больше мастерских.

Я в душе убежден, что нам большой помощи от моторных саней не будет; впрочем, с ними еще ничего не приключалось, чего нельзя было бы избегнуть. Побольше осторожности и предусмотрительности – и мы имели бы в них драгоценных помощников. Беда в том, что если они нам изменят, никто этому не поверит.

Мирз вернулся из Углового лагеря в воскресенье, в 8 часов утра, и в тот же день по телефону известил меня об этом. Он, очевидно, шел быстро, что очень утешительно относительно работоспособности собак. 70 географических миль в два дня и одну ночь – хорошо; лучшего требовать нельзя.

Пришлось сказать Клиссольду, к его великому огорчению, что ему нельзя будет идти с моторными санями. Но он продолжает поправляться, и я надеюсь, что он будет совсем здоров к тому времени, как нам выступать с лошадьми. При моторах вместо него будет состоять Хупер. У меня масса работы, письменной и подготовительной.

Среда, 18 октября.

С юга нагрянула метель. В воздухе густо крутит снег.

Основательный осмотр мотора убедил нас в возможности исправить беду. Вчера Тэйлор и Дэбенхэм ушли на мыс Ройдса, намереваясь пробыть там дня два.

Из личной переписки Р. Скотта (октябрь 1911 г.).

«Не знаю, что сказать насчет Амундсена и того, что ему предстоит. Если ему суждено добраться до полюса, то он должен дойти туда раньше нас, так как он будет двигаться на собаках быстро и непременно выступит рано. Поэтому я давно решил поступать совершенно так, как бы его не было на свете. Пуститься с ним наперегонки расстроило бы весь мой план, к тому же не за тем как будто мы сюда пришли.

Может быть, вам что-нибудь будет известно еще раньше, чем до вас дойдут эти строки. Возможностей разных много. Можете, во всяком случае, быть уверены, что никакой глупости не скажу и не сделаю; боюсь только, что наша экспедиция из-за этого много потеряет в глазах публики, – к этому нужно приготовиться.

Как-никак, важно то, что будет сделано, а не людская хвала.

Слов не нахожу каждый раз, как собираюсь говорить об Уилсоне. Мне кажется, что я в самом деле никогда не встречал такой чудной, цельной личности. Чем теснее я с ним сближаюсь, тем больше нахожу в нем, чему удивляться.

Каждое его качество такое солидное, надежное. Можете вы себе представить, как это здесь важно? О чем бы не шло дело, заранее знаешь, что его совет будет дельный, практический, в высшей степени добросовестный и, безусловно, самоотверженный. Прибавьте к этому знание людей и всяких дел обширнее того, что с первого раза можно отгадать, жилку тихого юмора и тончайший такт, и вы составите себе некоторое понятие о его ценности. Он у нас, кажется, всеобщий любимец, а это много значит.

Боуэрс не только удовлетворяет, но превосходит мои ожидания. Он, положительно, клад, заслуживает безусловного доверия и невероятно энергичен. Он из всех нас самый выносливый, а это много значит; ничто, по-видимому, не в состоянии повредить этому маленькому закаленному телу, а дух его, уж конечно, не устрашат никакие лишения. Мне придется рассказывать вам сотни примеров его неутомимого усердия, самоотверженности, несокрушимого благодушия. Он всегда удивляет, потому что ум его высокого уровня и память его на мельчайшие подробности совершенно исключительная. Представьте его себе таким, каким он есть, – не только моим бесценным помощником по всем деталям, относящимся к организации и ведению нашей санной экспедиции, но и восхитительным спутником и товарищем.

Одним из лучших наших приобретений я считаю Райта. Он во всем крайне основателен и всегда готов абсолютно на что угодно. Подобно Боуэрсу, ему санная наука дается, как утке плавание, и хотя он по этой части суровой школы еще не проходил, но я уверен, что он таковую выдержит почти так же хорошо. Ничто никогда не расстраивает его, и я не могу себе представить, чтобы он над чем бы то ни было разворчался.

Остальных не стану так обстоятельно описывать, хотя большинство заслуживает не меньшей похвалы. Все, вместе взятые, представляют удивительный подбор.

Оутс очень всеми любим – вечно веселый юморист, прикидывается пессимистом, трудится над лошадьми денно и нощно и беспрестанно является с сердобольными донесениями о разных их недомоганиях…