Владимир Шнайдер - Ненастье

повесть

Статус города село Берёзовское получило в 1909 году, благодаря железной дороге, соединившей Сибирь с Казахстаном. До этого Берёзовское было обыкновенным селом, правда, крупным: в нём имелось две церкви, часовня, фельдшерский пункт, два маслодельных завода, один пивоваренный, шорная мастерская, две кузницы, две мельницы (одна из них крупчатая). Пимокатная и кожевенная мастерские, а также скупочные конторы, которые скупали у населения кожи скота, масло, мёд, пшеницу. О мелочных лавках, закусочных, пивных и деревянных магазинчиках говорить не будем, их везде с избытком, а каменных магазинов два. Ещё были аптека, заезжий двор и даже школа. И душ обоего пола насчитывалось чуть более четырёх тысяч.

С открытием в 1901 году железной дороги население стало расти, а предпринимательская деятельность шириться: местным добавилась возможность торговать на стороне, а сторонним у них. Появились крупные бакалейные и мануфактурные магазины, склады; различные конторы; отделение банка; представительство крупных Санкт — Петербургских и других фирм; телефонная станция; электричество. И, как уже говорилось, в 1909 году село Берёзовское стало именоваться городом Берёзовском. Рос город, ширился, менялся и его облик: вместо привычных деревянных особняков, всё чаще стали расти кирпичные, появились водоотводные канавы, для пешеходов по обеим сторонам улиц мостили деревянные тротуары. Возле магазинов, контор, а так же других заведений и личных домов состоятельных господ, вывешивались уличные фонари. Правда, светили они не по всей ночи, а до двенадцати часов, но всё-таки приятно. Одним словом, жизнь в Берёзовском пошла, что называется, в светлое будущее.

В поисках лучшей жизни, приехал в Берёзовск вызванный тётей из захудалой деревушки и фельдшер Семён Поликарпович Слёзушкин. Росток он имел маленький — два аршина да три вершка, тело щупленькое и голос тихий, как бы придавленный. С подбородка свисала жиденькая, с проседью клинышком бородка. В деревне про него говорили: сам с лапоток, а борода с ноготок. Нрав он от рождения имел кроткий. Никогда и никому не говорил слова поперёк и тем более грубого. Спорить тоже ни с кем не спорил. Если оппонент был не прав, но начинал брать горлом, он просто умолкал и старался побыстрее уйти. Да у него и случаев-то спорных отродясь не бывало.

Несмотря на то что шёл ему тридцать седьмой год, он был не женат — из-за своей чрезвычайной застенчивости даже в женихах никогда не ходил. А потому тётушка настояла, чтобы первое время он пожил у неё.

— Женщина я одинокая, — сказала она, показывая Слёзушкину отведённую комнату, — в годах, здоровьице неважное, а потому мужская помощь по хозяйству (при этих словах она как-то недоверчиво осмотрела его), да и доктор в доме, — как нельзя кстати.

Слёзушкин, учитывая свой пустой от кредиток и даже меди карман, и совершенно не приспособленную к самостоятельной жизни натуру, принял предложение тётушки с огромной радостью.

Но на этом благодеяния тётушки не закончились. По её протекции он был устроен во вновь открывшуюся городскую лечебницу, где жалованье ему определили триста рублей в год! Для Слёзушкина, до этого практиковавшего в деревне, где всем докторам предпочитают бабок-знахарок, такая сумма показалась краем желания. Но тётушка деловито охладила его радость.

— В месяц с тебя, Сёмушка, — добродушно сказала она за ужином, — учитывая наше родство и твою помощь по хозяйству, я буду брать за проживание и стол всего восемь рублей.

Слёзушкин аж поперхнулся чаем. Но против ничего не сказал.

Хозяйство у тетушки, оказалось — дай Бог каждому: три коровы, бык, дюжина свиней, столько же овец, две лошади. Птица не в счёт. Чтобы управиться до работы по «скромному» хозяйству, ему приходилось вставать в пять утра. А спать ложиться чуть ли не в двенадцатом часу ночи. Зимой работы, соответственно, добавилось: снег, дрова. К весне Слёзушкин так умотался, что жить у тётушки ему стало невмоготу. И он, племянничек неблагодарный, за все тётушкины заботы и хлопоты о нём, грешным делом, стал подумывать, как лишиться этой опёки. Но ситуация в один вечер разрешилась сама собой. Тётушка сделала для него ещё одно благое дело — подыскала невесту.

— Хватит жить бобылём, — назидала она, — скоро сединой пойдёшь, а своего ни кола, ни двора нет. А она (это она о невесте) хоть и перезрелая девка, да зато чистая душой и телом. И потом, двадцать девять годков (четыре года, как потом выяснилось, тётушка по старости упустила) это, прям скажем — самый сок! Но самое-то главное это не лицо и талия, этим сыт не будешь и задницу не прикроешь, а иё материальное положение: дом свой, — и тётушка стала загибать перед носом племянника свои маленькие, пухленькие пальчики. — Лавка мелочная с товаром под самый потолок, лошадёнка со всей сбруей, плуг, борона. Всё по завещанию иё. Наследница-то у родителей она одна. И родни никакой. Ни двоюродных, ни троюродных — как перст одна. Прям скажем — не невесту Бог послал, а клад! А то, что малость чудаковатая, так оно даже и к лучшему — послушней будет. Домом будешь сам править. Так что, в какую сторону умишком ни кинь, а пара она тебе самая подходящая.

Женитьбу племянника тётушка обстряпала со свойственной только ей проворностью: смотрины, на следующий день запой, а на третий — венчание.

— А чего ждать-то? — рассудила она. — Пока мы будем тележиться, блюсти какие- то дурацкие порядки, невесту и уведут. Ухарей на чужое добро всегда хватало.

Венчание прошло тихо, скромно. Вот только Слёзушкин не понял, на обстряпывание каких дел тётушка стребовала с него две красненьких? Спросить постеснялся. А впрочем, ему всё равно. Дело-то она ему сделала вон какое доброе, самому ему бы не жениться.

Ксения Степановна, супруга, пришлась ему по душе. Характером спокойная и телом пышная, дефектов никаких. Больше всего Слёзушкин почему-то боялся, что она окажется с каким — нибудь физическим недостатком. Но нет, слава Богу, здорова. И никакой чудаковатости он в ней не обнаружил. Наоборот, одни только положительные качества: говорит мало, грамоте — письму и чтению — научена. Так что никаких чудаковатостей. Вот только иногда может задуматься на ходу или за каким — нибудь делом. Или пойдёт за чем-нибудь в сени и забудет, зачем пошла. Так это с кем не бывает. А ей-то сам Бог велел — в один день обоих родителей лишилась. Упаси Боже от таких нервных потрясений. Слёзушкин не переживал такого а и то иной раз, или босиком на работу выйдет, или за едой вместо хлеба палец куснёт.