Андрей Демидов - Золотая лоция

– Ну, чего ждём?! – рявкнул Стовов. – Мышец, дуй в рог!

Князь начал уже терять терпение. Волхи ещё долго пели.

Он опустил княжича на землю, сам слез с коня и передал узду Полукорму:

– На, веди на ладью.

– Князь, кормчим надо знать, как идти. Кто идёт первым? – Полукорм покосился на волхов. – И ещё они говорят, что много сил уходит, чтоб удерживать ладьи у берега без привязи, и что попутный ветер стихает. Как бы не пришлось идти до Просуни только на вёслах.

– Скажи им – первыми пойдут челны Ори Стреблянина. Пусть щупают дно и расталкивают льдины. Льда ещё много. Потом идут три мои ладьи, потом две ладьи бурундеев, затем две ладьи полтесков, – ответил Стовов и шумно выдохнул.

Волхи наконец закончили петь.

– Всё. Уходим. – Он пошёл по шатким сходням вслед за конем.

– Уходим!

Хриплый звук рога разнесся над холмом Стовграда, поблуждал над Вожной и утонул в буреломах лесов. С перекладин мачт упали и наполнились ветром льняные паруса, шесты оттолкнули берег, лопасти вёсел нырнули в воду, разворачивая на ветер низко сидящие ладьи. Кормчие налегали грудью на правила, перекрикивались.

На какое-то время ладьи сбились в кучу, закружились на месте, как потревоженные птицы, едва не соприкасаясь вёслами, но, достигнув середины Вожны, развернулись в линию.

Провожающие подошли к самой воде. Долго смотрели они, как выравниваются промежутки между деревянными головами на носах ладей, как мутная, серого цвета вода струится по свежепросмолённым бортам и белой пеной завивается вокруг вёсел, как солнце играет бликами на воде, шлемах и кольчугах воинов, на лоснящихся боках гнедых коней. Кто-то вдруг заплакал, запричитал, снова запели волхи, а княжич вдруг повернулся и отчаянно крикнул в толпу:

– Они вернутся. Они все вернутся!

Звуки флейты были нежны и прозрачны. Мелодия зависала трелью высоких нот в вечернем воздухе, ступенями соскакивала вниз, потом снова вверх, обрывалась и начиналась сначала. Флейтиста звали Бирг. Это был юноша с чёрными волосами, вьющимися, как мелкое руно, на висках и затылке. Он сидел на борту ладьи, свесив босые ноги над водой, и зачарованно смотрел на горизонт – ровный, без привычной серой полосы берегов. Не видя кормы и носа ладьи, он остался один с флейтой, музыкой и водой пролива. За его спиной скрипела скрутками мачта, вздрагивал парус, вяло переговаривались Свивельд и Ингвар:

– Я тебе так скажу: если б я осматривал парус, то я уж увидел бы, что в него завернулся человек. Хоть и мальчишка.

– Ерунда. Этот малыш Ладри так худ, что я принял его за весло. Что тебе, жалко, Свивельд? Пусть он плывёт с нами. Много места не занимает, много воды не пьёт. Может, ещё станет викингом. А то все время своё просидит в By со своей полоумной сестрицей Маргит, криворукими братьями и отцом Бертилом, который, кроме своего поля и садков на запрудах, ничего не знает.

– Ты не понимаешь, Ингвар, – Свивельд, оглянувшись, перешёл на шёпот, – Вишена-то теперь для всего рода Бертила стал кровный враг. Маргит он попортил. Акаре выбил глаз подковой. И напоследок вроде как похитил этого вот Ладри, младшего сына Бертила. Удивляюсь, как он ещё ничего не сделал Мерте, жене Бертила, умершей три года назад.

– Что ты такое говоришь! Ладри сам влез на ладью и сам спрятался в парус!

– Клянусь всей пряжей Фрейн, этому не поверит ни Бертил, ни ярл Эймунд, ни общий тинг. Улыбаешься, Ингвар? Ничего смешного… Теперь нам больше никогда не зимовать в By. Такой был фиорд удобный. Всё так неудачно сложилось… Этот ещё, Бирг, в свою свистелку дует, того гляди, попутный ветер спугнет. Ну-ка, сейчас я его в воду спихну…

Но Бирг уже сам оборвал игру. Его отвлекли две чайки, камнями упавшие неподалёку, в серебряное пятно рыбьего косяка. Бирг будто очнулся и слез с борта на груду вёсел. Теперь он снова увидел берега пролива, близкие скалы Птичьих островов, низкое красное солнце, нарезанное на полосы узкими облаками, дремлющих соратников, Рагдая и Вишену, неслышно говорящих о чём-то под головой дракона.

– Что перестал играть-то, Бирг? – невозмутимо спросил Свивельд, делая вид, что поднялся размять ноги.

– Флейта намокла, – ответил музыкант, – я её сделал из молодого ореха, что срезал в Армарике. Хороший звук, но быстро намокает от слюны.

– Это верно, – кивнул Ингвар, – у них там, в Армарике, всё быстро намокает. Что Ирларика, что Армарика, что ирландцы, что бритты. Туманные, скользкие и бесноватые. Нарисовали на каждой двери крест и думают, что над их болотами будет больше солнца. Пока на Белом береге жили кельты, там было что взять. Теперь все кельты в Лангедоке, по другую сторону Белого пролива. У них теперь нечего брать. С одной стороны, из-за Мааса и Рейна, их резали саксы и фризы, с другой стороны Дагобер и его волосатые франки. Особенно те, что со среднего Рейна. Кончилось тем, что Дагобер пришёл в Аррас и сказал, что он теперь тут король, назначил графа и епископа, сложил громадный каменный дом с крестом на крыше, а кельтских конунгов привязал к хвостам диких коней.

– А кельты что? – отчего-то насупился Бирг.

– А что кельты? Бросили свой Аррас и ушли в Бротонские леса. Теперь, клянусь Одином, их там никто не достанет. Там места совсем глухие. Там на весь лес и было десяток одлей, да все вымерли во время прошлого голода.

– А Дагобер что? – с непонятной настойчивостью спросил Бирг.

Ингвар пожал плечами:

– А Дагобер… Забыл про них и принялся за фризов. Отнял у них Утрехт и Дорштадт. Заключил вечный мир с ромейским императором Ираклием и вломился в Богемию, вместе со своими данниками, тюрингами и алеманнами.

– И что?

– Знаешь, я устал от твоей флейты и твоих вопросов, – рассвирепел Ингвар, – я уже всё сказал. Слушай сам, что поют на пирах скальды. Всё там и узнаешь. Если запомнишь. Ты спроси ещё, что такое Нагльфар – корабль мертвецов.

– Я слушаю на пирах скальдов, только быстро засыпаю от вина и медовухи. – Бирг развёл руками.

– Клянусь Ториром, мне жаль тебя, – ухмыльнулся Свивельд. Он достал из своего узла вяленого карпа и принялся сдирать с него чешую. Содрав серебряные кружочки с одного рыбьего бока, оглянулся на Ладри: – Эй, Ладри, на поешь. – Он бросил мальчику в ладони рыбу и достал другую: – Клянусь Фригг, этот Ладри подслушивает разговор Рагдая с Вишеной. Совсем как его отец.

– Ну и что? Я тоже подслушивал на пиру у Эймунда, как наш Эйнар уговаривал Сельму, служанку ярла, пойти с ним на сено, в коровник, – пожал плечами Ингвар. – Было очень весело. Вот эти две чайки тоже подслушивают наш разговор, и им тоже весело.