Г. Семга - Блатные и уличные песни

Если любишь здорово, значит, будешь ждать.
Я готов за это жизнь свою отдать.

Возле дома белого, на краю села,
Белая черемуха пышно расцвела.

Здравствуй, мать, прими привет от сына.
Пишет он тебе издалека.
Я живу, но жизнь моя разбита,
Одинока, нищенски горька.

Завезли меня в края чужие
С бестолковой буйной головой.
И разбили жизнь мою младую,
Разлучили, маменька, с тобой.

Жаль одно: сестренку не увижу,
И братишку очень я люблю.
И тебя, родная, не обижу,
На прощанье крепко руку жму.

И под елкой или под березой,
Я, наверно, свой приют найду.
Распрощаюсь с горькою судьбиной,
И к тебе, мама, не приду.

В осенний день, бродя как тень,
Зашел я в первоклассный ресторан,
Но там приют нашел холодный,
Посетитель я немодный,
У студента вечно пуст карман.

Официант — какой-то франт,
Сверкая белоснежными манжетами,
Он подошел, шепнул на ушко:
«Здесь, приятель, не пивнушка,
И таким, как ты, здесь места нет!»

А год спустя, за это мстя,
Я затесался в винный синдикат.
И подводя итог итогу,
Встал на ровную дорогу
И надел шкарята без заплат.

Официант, все тот же франт,
Сверкая белоснежными манжетами,
Он подошел ко мне учтиво,
Подает мне пару пива,
Предо мной вертится, как волчок.

Кричу: «Гарсон! Хелло, гарсон!»
В отдельный кабинет перехожу я.
Эх, подавайте мне артистов,
Скрипачей, саксофонистов,
Вот теперь себя я покажу!

Сегодня ты, а завтра я!
Судьба-злодейка ловит на аркан.
Сегодня пир даю я с водкой,
Ну а завтра за решеткой
Напеваю вечный «Шарабан»:

«Ах, шарабан мой — «американка»!
Какая ночь, какая пьянка!
Хотите — пейте, посуду бейте,
Мне все равно, мне все равно!»

А Вася Ржавый сел на буфер,
А были страшные толчки.
Оборвался под колесья,
Разодрало на куски.

А мы его похоронили,
А прямо тут же, по частям,
А потом заколесили
Вдоль по шпалам, по путям.

Сигнал. Гудок. Стук колес.
Пускай несет тебя по кочкам паровоз.
Ведь мы без дома, без гнезда,
Шатия беспризорная.

Эх судьба, моя судьба,
Ты как кошка черная!
А что ты, падла, бельмы пялишь?
Аль своих не узнаешь?
А ты мою сестренку Варьку
Мне ж напомнила до слез.

Ах Варя, Варя, моя Варя!
Вари нет уже в живых —
На каком-то полустанке
Паровозик раздавил.

Сигнал. Гудок. Стук колес.
Пускай несет тебя по кочкам паровоз.
Ведь мы без дома, без гнезда,
Шатия беспризорная.

Эх судьба, моя судьба,
Ты как кошка черная!
А как на Невской перспективе
Повстречался нам нэпман.
А мы его остановили: «Слушай, дядя!
Дай полтинник на шалман!»

А он ответил: «Нехеренто!
Так и так, мол, денег нет».
А мы ему антеллигентно
Наблевали за жилет.

Сигнал. Гудок. Стук колес.
Пускай несет тебя по кочкам паровоз.
Ведь мы без дома, без гнезда,
Шатия беспризорная.

Эх судьба, моя судьба,
Ты как кошка черная!

В Красноярске тюрьма большая,
Народу в ней не перечесть.
Ограда каменная высока,
Через нее не перелезть.

И вот заходит тюрьмы начальник
И начинает выкликать:
«Рецидивисты, все собирайтесь,
Пора вас в лагерь отправлять».

Рецидивисты все собралися,
Сложили вещи подле ног,
А чья-то, чья-то мать-старушка
Стоит и плачет у ворот.

А сын заметил и сам заплакал,
И вытер слезы рукавом.
Сестренка тоже вытирала
Своим батистовым платком.

Вот поезд тронулся и помчался,
Помчался прямо на восток,
И до лихого Магадана
Остановиться он не мог.

Дорогая моя, вот мы снова в Одессе,
И наш город любимый все цветет и растет.
И в душе у меня снова старая песня,
Эту песню мы пели, эта песня живет.

Мы сроднились с тобой ранней тихой весной,
Ты была без работы, я работу имел.
Я свой хлеб добывал кровавой рукою
И делился с тобой после злых мокрых дел.

Полюбились тебе наши песни и нравы,
Наша горькая участь, наша злая судьба.
И подругою нашей назвалась ты по праву,
И другого пути ты найти не смогла.

Но однажды с тобою нам судьба изменила,
И на деле накрыла нас с тобою ЧК,
И пятнадцать агентов нас с тобой обложило,
И не дрогнуло сердце, и не выпал наган.

Дорогою судьбой заплатили чекисты
За свободу блатного и девчонки его,
И окрасились кровью восемь кожанок чистых,
Ожидал нас с тобою арестантский вагон.

Не поставил нас к стенке судья милосердный,
Он нам дал два червонца и строгий режим.
Ты осталась со мной, друг мой верный и нежный,
Увезли нас с тобою в дальний город Ильин.

Моя милая мама, я тебя не ругаю,
Что меня ты так рано под закон отдала.
Мы сегодня с друзьями в жизнь иную вступаем,
Так прошла незаметно золотая пора.

Незнакомые дяди грубо брали за ворот,
По ночам нас учили, как полы натирать,
А потом месяцами не пускали на волю…
Все науки познали, как людей убивать.

Это было весною, золотою порою,
Трое наших парнишек из-под стражи ушли.
На седьмом километре их собаки догнали,
Их солдаты связали, на расстрел повели.

Их поставили к стенке, повернули спиною.
Грянул залп с автоматов, и упали они,
И по трупам умерших, как по тряпкам ненужным,
Разрядив автоматы, три солдата прошли.

Над холмом, над обрывом крест стоит деревянный,
Его девочка нежно прижимает к груди…
Впереди не икона, а запретная зона,
А на вышке маячит полусонный чекист.

Моя милая мама, я тебя не ругаю,
Что меня ты так рано под закон отдала.
Мы сегодня с друзьями в жизнь иную вступаем —
Так прошла незаметно золотая пора.

Здравствуй, мама и сестричка Нина!
Шлю я вам свой пламенный привет.
Расскажу я вам, что за картина,
дорогая мама,
Где пробыл я больше пяти лет.