Элин Сакс - Не держит сердцевина. Записки о моей шизофрении

Иногда ответы на эти вопросы были просты, как дважды два: да, конечно. Ради бога, Элин, вымойся! И тогда я мылась. Но бывали дни, когда вопросы и ответы становились для меня слишком сложными, чтобы в них разобраться. Я не знаю, я не знаю. Или я просто не помнила: а я это уже сделала? Может, вчера? Заботиться о себе означает больше, чем читать книгу или писать исследовательскую работу к окончанию семестра; это требует планирования, организации, отслеживания. И бывали дни, когда в моей голове просто не было места для того, чтобы держать это все скопом. Я оставила Центр, я оставила родителей, и все постепенно начало рушиться.

Как и большинство первокурсников, я пошла в университет без четкого понимания, в какой области я хочу специализироваться и чем хочу заниматься после окончания, что делать в жизни. Но мне удалось немного сузить выбор. Что-то связанное с английской литературой, потому что я очень люблю книги. Или, может быть, юридическая профессия — я могу себя представить адвокатом в суде, страстно аргументируя за или против чего-то. Может быть, я даже смогла бы кому-то помочь. Может быть, я смогла бы облегчить жизнь кому-нибудь.

Конечно, между приукрашенными фантазиями о моем ярком будущем и повседневной реальностью этих первых дней в университете Вандербильт лежала пропасть. Студенческие братства и женские группы были в центре социальной жизни университетского городка; даже в начале 70-х, когда по всей стране во всех университетах возникали анархии любого порядка, в нашем сонном студенческом городке в Теннесси солью жизни были молодые южные джентльмены и их красавицы. И хотя я не вписывалась в тамошнее общество, я не была глупой — я была так далека от образа «южной красавицы», как только может быть девушка. Тем не менее, мне было больно так быстро оказаться вовне, заглядывая «внутрь».

Обычно я ела в одиночестве в общей столовой, но, в конце концов (когда я устала чувствовать себя чужой и ощущать на себе пристальные взгляды других студентов), я стала ходить в Кампус Гриль — ресторан через дорогу от университетской библиотеки. И там, как ни странно, мне и удалось встретить парня. Очень приятного парня.

Питер был аспирантом, и писал диссертацию по политике. Он был высоким (выше меня, чего не скажешь о большинстве парней), с волосами цвета воронового крыла, теплым и легким характером и высоким интеллектом. И я ему на самом деле понравилась. Мы разговаривали — вели настоящие разговоры, когда он спрашивал меня про книги, которые я читала, писателей, которыми я восхищалась, и что я думала про то или иное. Он был открытым человеком, с ним было легко разговаривать, и довольно быстро он помог мне преодолеть мою крайнюю застенчивость и мы стали встречаться. Мы ходили в кино, занимались и ели вместе. К счастью, Питер жил в квартире за пределами студенческого городка, и вскоре мы стали проводить и ночи вместе. Я не уверена, что мне нравилось больше — быть с Питером или быть далеко от моей комнаты в общежитии, вдали от Сюзи, которая жила в мире, ничего общего не имеющего с моим.

Я не знаю, почему мне было легче завести бойфренда, чем обычных друзей: мои болезненно слабые навыки общения должны были бы стать помехой и тому, и другому в равной степени. Я уж точно не была слишком заинтересованной в сексе, и на поверку у меня особенно и не было времени, чтобы вложиться в построение «отношений» — правила ухаживания (по крайней мере, в то время и в том месте) были обременительно громоздкими и казались мне китайской грамотой. Кроме того, я была полностью поглощена учебой. Это тоже было моим спасением.

Кроме того, что он был дорогим другом и интеллектуальным компаньоном, Питер научил меня получать удовольствие от простой близости: проводить вместе время, ничего особенного не делая, держаться за руки, быть в его объятиях, чувствовать себя единственной. Питер научил меня наслаждаться сексуальной близостью, что позже станет для меня очень трудным, даже пугающим в течение тех лет, когда моя болезнь расцветет пышным цветом. Он чувствовал мою настороженность и проявил огромную нежность и терпение.

Зачастую, когда мы занимались любовью, я могла неожиданно испугаться, потерять ощущение границ, где заканчивалась я, и где начинался он. Для уверенной в себе женщины это чувство самозабвенной отдачи, безграничности, потери контроля — примитивно и захватывающе; это чувство лежит в основе того риска, который любовники берут на себя. Но это «слияние в единое целое» с мужчиной я ощущала как потеря себя, и это приводило меня в ужас, как будто бы я могла упасть в бездну. Я очень хотела испытать то, о чем я читала в книгах — любовь, страсть, сильную эмоциональную связь с другим, которая сделает меня готовой пойти на любой риск. Но сначала мне надо было научиться доверять моему собственному телу, моему собственному разуму. Было здорово учиться доверять Питеру, и он мне в этом очень помогал, но, тем не менее, в начале наших отношений секс мог быть переживанием, вселяющим в меня ужас.

Однажды зимним вечером у меня в гостях находилась дочь друзей нашей семьи. Я едва знала Линду, но она хотела поступать в университет Вандербильта, и после того, как ее родители поговорили с моими, вежливость требовала, чтобы она остановилась у меня в общежитии.

Стройная, очень милая девушка, Линда в прошлом принимала наркотики и (как мои родители рассказали мне) вынуждена была провести некоторое время в клинике для душевнобольных. И как я обычно ни была рада компании, ее присутствие выбило меня из колеи — с момента ее приезда я была на грани взрыва. Я не знаю, что в конце концов привело к срыву — знание того, что с ней произошло, или все более изощренная работа моего разума — но то, что случилось, было громом среди ясного неба. Я неожиданно схватила одеяло с кровати, выбежала наружу, покрыла голову одеялом и так и бегала бесцельно кругами по снегу и льду, раскинув руки, делая вид, что лечу.

«Что ты делаешь?» — закричала Линда, последовавшая за мной наружу. «Остановись, Элин, ты меня пугаешь!»

Хотя я и слышала ее, хотя я и уловила неподдельный страх в ее голосе, я продолжала бегать, как будто заведенная каким-то двигателем. «Никто меня не догонит! — кричала я. — Я лечу! Я вырвалась!»

В конце концов, жалобные крики Линды заставили меня остановиться; она была не на шутку испугана, я это поняла даже в моем странном неистовстве. Возможно, она испугалась, потому что мое поведение напомнило ей то, что она видела в больнице. Или же просто я совершенно потеряла контроль над собой, что могло бы испугать любого. По правде говоря, я и сама испугалась — я понятия не имела, что на меня нашло. Ни малейшего.