Элин Сакс - Не держит сердцевина. Записки о моей шизофрении

В этот период я прочла книгу Сильвии Плат «Под стеклянным колпаком» [6] Сильвия Плат (англ. Sylvia Plath; 27 октября 1932 — 11 февраля 1963) — американская поэтесса и писательница, считающаяся одной из основательниц жанра «исповедальной поэзии» в англоязычной литературе. . Хотя это был вымысел, Плат так точно описала постепенную деградацию главной героини в разрушающую душевную болезнь, как будто она сама прошла через это. Я узнала себя в той, кем была главная героиня. «Я видела себя сидящей в развилке смоковницы, умирающей от голода только потому, что я не могла решить, какую из ягод выбрать. Я хотела каждую из них, но выбрать одну означало потерять остальные, и пока я сидела в нерешительности, ягоды начали сморщиваться и чернеть, и одна за другой они попадали на землю к моим ногам». Это я, подумала я. Она — это я.

Думаю, что на многих девочек-подростков книга Плат производит сходное впечатление, описывая чувство изоляции и отторжения (и неслабого страха), характерное для этого возрастного периода, особенно для чувствительных натур, зачастую живущих в мире книг. Днями напролет я не могла перестать думать о девочке из этой книги и о том, через что ей пришлось пройти — почему-то это сделало меня беспокойной, расстроенной и рассеянной. Однажды утром в классе, думая о книге Плат, я неожиданно решила, что мне нужно встать, уйти из школы и пойти домой. Дом был в пяти километрах.

Пока я шла домой, я начала замечать, что цвета и формы всех предметов вокруг меня стали резче. И в какой-то момент я вдруг поняла, что дома, мимо которых я проходила, посылали мне сообщения: «Посмотри внимательнее. Ты особенная. Ты очень плохая. Посмотри внимательно, и ты сама увидишь. Ты должна увидеть многое. Смотри, смотри».

Я не воспринимала эти слова как сочетание звуков в буквальном смысле, не так, как если бы дома действительно говорили, а я их слышала; вместо этого слова просто появлялись у меня в голове — они были моими мыслями. Все же я инстинктивно понимала, что это были не мои мысли. Они были мыслями домов, и это дома поместили их в мою голову.

К тому времени, как я входила в дверь нашего дома — через час, может быть два — я была уставшей, разгоряченной и очень испуганной. Я немедленно рассказала маме о том, что случилось в течение моей долгой прогулки, и как мне было страшно — читать эти мысли домов в моей голове. Очень разнервничавшись, она тот час же позвонила отцу на работу. Он примчался домой и после моего повторного рассказа о том, что случилось, быстро отвез меня не к врачу, а в Центр. Я непреклонно отрицала прием наркотиков, мне поверили, и, хотя вокруг меня ходили на цыпочках в течение пары дней, инцидент прошел без последствий.

Почти вся наша семейная жизнь теперь крутилась вокруг Центра. Родители меня туда отвозили и привозили домой. Родители всех детей Центра встречались каждые две недели на групповых сеансах; периодически устраивались семейные пикники и другие групповые развлечения. И, несмотря на постоянное чувство обиды на родителей за то, что меня запихнули сюда до окончания школы, я смирилась с этим и даже начала чувствовать себя довольно комфортно.

Большинство из нас с возрастом начинает понимать, что мы, в конце концов, будем принадлежать двум семьям (или воевать с ними): одной, в которой мы родились, и второй, которую мы создаем. Для некоторых подростков началом второй семьи становится футбольная команда, драматический кружок или дети, с которыми мы проводим каждое лето в лагере. Постепенно они заменяются или дополняются друзьями по университетскому общежитию или коллегами и друзьями с первой работы. Для меня процесс создания моей семьи начался в Центре. У нас было одно важное общее дело — построить жизнь без наркотиков, и даже больше — без зависимости от любого искусственного или химического стимулятора. У нас была общая цель, мы заботились друг о друге, нам было не все равно, как мы себя чувствовали, что с нами происходило, как мы будем справляться, когда вернемся в наш обычный мир — это были темы наших разговоров: борьба за то, чтобы быть сильными, решимость быть «чистыми» от наркотиков. Отказ сдаваться. Сражаться изо всех сил. Уступить, сдаться — это всегда, всегда непростительно.

Хотя я без особых трудов справлялась со школьными занятиями и домашней работой (я даже продолжала учиться на отлично), я чувствовала себя все менее и менее привязанной к месту, где проходили уроки, и к другим ученикам. Весь мой день, в буквальном и переносном смысле был посвящен Центру — чтобы быть частью его сообщества.

Я научилась курить сигареты: если наши консультанты (руководители и сотрудники Центра), которые столько всего знали и полностью заслуживали моего уважения и подражания, курили, то тогда это было позволительно и мне. В то время никто не считал никотин наркотиком или даже веществом, вызывающим зависимость, которое было так же опасно, как и другие. Курение было частью повседневной жизни. Очень скоро меня невозможно было представить без пачки сигарет — пройдут десятилетия, прежде чем я смогу избавиться от этой привычки.

И именно в Центре я получила свой первый сексуальный опыт.

Джеку был двадцать один год, мне было семнадцать. Между семнадцатью и двадцатью одним — большой промежуток: столько времени занимает дорога через старшую школу и колледж. Огромный скачок в развитии происходит за эти четыре года. Принимая во внимание мой возраст, это, возможно, было и удобным моментом, но было много причин, по которым и место было неподходящим, да и сами отношения были ошибкой.

В Джеке-наркомане, находящемся на пути к выздоровлению, поколесившем по миру — было нечто невероятно привлекательное для чувствительной угрюмой девушки с живым воображением. Возможно, он и был очень испорчен наркотиками и другим жизненным опытом, но я видела другое. Я видела внешне интересного старшего, «умудренного опытом» мужчину, который слушал меня и, кажется, действительно интересовался тем, о чем я думала. Мы бывали на одних и тех же встречах, проходили мимо друг друга в коридорах, пару раз вместе пили кофе, и когда он пригласил меня в кино, это было совершенно естественным. Держаться за руки, целоваться — это было захватывающим и волнующим. А раз он бывал там, где я никогда не бывала, и знал о вещах, о которых я не знала, когда пришло время решаться на продолжение, я доверила инициативу ему.

Для меня в семнадцать лет это было головокружительным, опьяняющим опытом — как будто мы совершили нечто запретное (что так и было). Все же, каким бы волнующим ни был первый опыт, я знала достаточно, чтобы понимать, что это был плохой секс. Я подозреваю, что вряд ли у кого-то все бывает замечательно в «первый раз», но это так меня страшило, что я почувствовала облегчение, когда это произошло. Так же, как и тогда, когда я покурила травки, моя голова не взорвалась, мое сердце не разбилось во время первого сексуального опыта, я не забеременела и не подхватила никакой ужасной болезни. Все могло бы быть гораздо хуже.