Мара Олтман - Тело дрянь. Донесения с фронта (и из тыла)

Бóльшая часть выбирала фотографию с более красивым лицом, чем на самом деле. Да, эти люди смотрели на свое лицо на протяжении всей жизни, но при этом не могли отличить свой портрет от других.

Я позвонила Эпли, чтобы получше понять, в чем суть. «То есть мы все считаем, что мы красивее, чем на самом деле?» — спросила я.

«Да, — сказал Эпли, — в целом это так».

Вот почему я так расстраиваюсь и удивляюсь, когда вижу себя в зеркале. В зеркале я 6 из 10, а в голове — 8 из 10.

Что же тогда с теми, кто на самом деле 10 из 10? Красивее уже не станешь. Когда Джиджи Хадид представляет себя, что она видит — гифку с единорогом, у которого из всех щелей лезут радуги?

Эпли объяснил, что этот феномен возможен благодаря «позитивной предвзятости». «Мы хотим думать о себе только лучшее», — сказал он.

Исследования показали: люди думают, что у них чувство юмора лучше, чем на самом деле. Они переоценивают свою способность быть лидером. И каждый склонен верить лестной информации, но отрицать осуждающую. В своих исследованиях Эпли установил, что чем выше самооценка у человека, тем вероятнее, что он примет приукрашенную фотографию за свою. Это как раз «нисходящая обработка», о которой говорил Кинэн. У нас есть самооценка — идея о себе, существующая в наших головах, — которая окрашивает видение себя.

«Значит, люди, у которых проблема с самооценкой, могут считать себя менее красивыми?»

«Да, и поэтому у психотерапевтов всегда будет хлеб на столе», — ответил Эпли.

«Известно ли, почему наш мозг этим занят?» — спросила я. Для меня было очевидно, что это механизм выживания. Как моргать или дышать. Если нам хочется приятно провести время, то мы должны представить себя миру как особей, которые достойны партнеров. Надо хвалить свой товар, даже если он так себе.

Но Эпли с этим не согласился. «Мне кажется, это просто совпадение, — сказал он. — Люди хотят найти смысл, функциональное применение, причину или умысел, хотя нужды в этом нет».

В другом исследовании Дэвид Уайт, ученый, который занимается вопросом распознавания лиц в Университете Нового Южного Уэльса, установил, что люди плохо умеют себя узнавать. Он искал в интернете фото людей и просил изображенных выбрать те из них, которые наиболее соответствуют действительности. Оказалось, что выбранные ими снимки едва ли соответствовали их внешнему виду. На самом деле снимки, выбранные посторонними людьми, куда больше соответствовали действительности.

«Удивительно, — сказал Уайт, — мы так много смотрим на свои лица — больше, чем на любые другие, — и так плохо их узнаем».

Это поясняет, почему у Бетани из бухгалтерии в фейсбуке аватарка, на которой она похожа не на себя, а на свою условную пятиюродную сестру — черты вроде те же, но человек совсем другой. Если вы хотите, чтобы у вас в социальных сетях была правдивая фотография, Уайт советует обратиться для выбора снимка к прохожему на улице.

Уайт сказал, что нужно провести еще исследования, чтобы понять, отчего мы проявляем беспомощность в таком простом деле. Но у него есть пара теорий. По его мнению, «позитивная предвзятость» тут безусловно важна, но мы смотрим на свое лицо не так, как на лица других. «Мы смотрим на чужие лица целостно: сразу и лицо видим, и все его выражения, — сказал Уайт. — Но когда мы смотрим на свое собственное лицо, нас не очень интересуют социальные сигналы. Цель одна — поухаживать за внешностью».

То есть мы видим лишь родинки, прыщи, поры и размазанную подводку для глаз.

Другой вариант — у нас есть память о собственном лице, десятки лет его истории, из-за которых, по мнению Уайта, мы не можем себя увидеть объективно. «Если вы что-то пишете несколько дней подряд, то перестаете замечать грамматические ошибки и описки, — провел аналогию Уайт. — Вы так хорошо знакомы с текстом, что не можете его видеть как целое».

К сожалению, в отличие от эссе, лицо не положишь в ящик на пару недель, чтобы потом к нему вернуться со свежим взглядом.

Был ли здесь урок? Когда я спросила Эпли, какой мне следует сделать вывод, я думала, он скажет что-то типа «Будьте крутой девушкой, которой вы себя представляете» или «Не переживайте, не важно, что вы видите в зеркале, я только что погуглил ваши фотки, и вы офигенная».

Но для него исследование — лишь маленький кусочек крупного пазла. Это свидетельство того, как мы неправильно оцениваем свою внешность, — но и того, что человеческий мозг постоянно ошибается. «Мы не так точны, как мы думаем, — сказал он. — Даже в таком пустяке, как собственная внешность, — ради всего святого, в зеркале-то вы должны себя узнать — суждение может нас подвести».

Он сказал, что людям не хватает скромности. «Мы ошибаемся чаще, чем вы можете себе представить».

«Это ваш вывод? — спросила я. — Серьезно?» Я надеялась на что-то более вдохновляющее.

«Да, — ответил он. — Надо быть скромнее при общении с другими людьми или даже в размышлениях о самом себе и понимать, что мы часто ошибаемся».

«Не такого я ожидала», — сказала я.

«Вот именно», — ответил он.

Через три дня после разговора с Эпли я поехала на автобусе в город Розендейл, штат Нью-Йорк. Город находится в двух часах езды от Нью-Йорка и славится своим цементом. Там я планировала сделать то, что, по утверждению многих, невозможно: увидеть истинную себя.

Джон Уолтер, к которому я, собственно, ехала, изобрел прибор, позволяющий, по его утверждению, увидеть себя таким, какой ты есть. Учитывая, что я только что узнала о неспособности мозга совершать такие маневры, затея казалась интригующей.

Пока автобус катился по шоссе, я сидела с задумчивым выражением лица, которое иногда принимают за признаки запора, и раздумывала, что же будет.

Неужели на меня из отражения уставится Отбивательница Клёцек?

Когда мы предварительно разговаривали по телефону, Джон сказал: «Зеркала причиняют нам вред, жаль, что почти никто об этом не задумывается».

«Что вы имеете в виду?» — спросила я.

«Вы пытаетесь понять себя, — сказал он об отражениях в зеркале по утрам, — но через другого человека».

Я вышла из автобуса на пустой парковке. Джон ждал меня в своем зеленом пикапе «Форд». Яркая оранжевая футболка этого пятидесятисемилетнего мужчины контрастировала с его поведением. Худой, с аккуратной козлиной бородкой; пальцы в мозолях и пятнах смазки. Умелый, но деликатный — я подумала, что он, наверное, из тех, кто во время зомби-апокалипсиса откажется от насилия, построит двадцатиметровый забор и разобьет за ним огород.