Мара Олтман - Тело дрянь. Донесения с фронта (и из тыла)

Не говоря уже о том, что большинство людей целую вечность учатся спасать жизни в медвузе, для чего берут непомерные студенческие кредиты. А я просто лежала на кушетке и лопала Oreo. Я чувствовала себя свершившей доброе дело, хотя не сделала ровным счетом ничего. Способ быть хорошим для ленивых.

Еще сдача крови поднимала мне самооценку, когда я чувствовала себя подавленной. Я выходила из донорского пункта с красным бинтом на руке. Заметив его, друзья и простые встречные (например, продавец в ближайшем винном погребе) спрашивали: «Что случилось? Все в порядке?»

Я пожимала плечами, будто ничего не произошло, но чувствовала небольшое моральное превосходство. «Все в порядке, просто кровь сдавала».

Если быть аккуратной и не принимать душ, бинт можно носить еще два дня.

В тот день я узнала, что кровомобиль (обычный фургон, переоборудованный в пункт сбора крови) припаркован на углу Бедфорд-авеню и Северной Седьмой улицы в Вильямсбурге. Выйдя из квартиры, после двадцатиминутной прогулки я услышала гул его электрогенератора, заглушавший автомобильные гудки и какофонию голосов прохожих.

Записавшись на сдачу, я прошла через привычную волокиту: анкета, короткие расспросы медиков, проверка гемоглобина. Все шло по плану. Мой ангст должен был утихнуть и вскоре пройти.

Медсестра усадила меня на кушетку из кожзама. Многим не нравится смотреть на забор крови, но я люблю и слежу за каждой деталью. Она плотно обернула резиновый жгут вокруг моего бицепса и положила в ладонь поролоновый мячик, чтобы я сжимала его, пока она ищет вену. «О, вена у вас отличная», — сказала она, ощупывая внутреннюю сторону локтя.

Я это приняла за комплимент (всегда так делаю), хотя уверена, что медсестры так говорят всем.

Она проколола вену и затем заклеила иглу пластырем, пока моя кровь лилась по прозрачной трубочке в пластиковую емкость, подвешенную сбоку.

Я любила донорство крови по множеству причин. Это не только помощь человечеству, но и мини-диета, которая помогает буквально за несколько минут. В конце концов, пинта крови весит почти полкило. Впрочем, разделяют такой взгляд далеко не все. «Сдачу крови нельзя принимать за способ похудеть», — пишет медицинский корреспондент Associated Press Кэрол Окс.

Через десять минут пластиковый мешочек был полон. Медсестра извлекла иглу и перемотала место укола, после чего я приподнялась ради любимой части донорства: бесплатных печенек в неограниченном количестве. Но стоило потянуться к коробке, как случилось нечто непредвиденное. Мой мозг решил устроить перекур. Голова закружилась, голоса стали приглушенными, в глазах помутилось. Никогда не забуду, как все вокруг исчезло: я не видела даже коробки с печеньями, за которыми тянулась. Я подняла руку (настолько глубок у меня этот импульс), чтобы спросить, что со мной происходит, но было поздно.

В следующее мгновение я очнулась лежащей в узком проходе лицом вниз, окруженная лужей мочи и двумя раздосадованными лаборантками. Я упала в обморок и описалась на полу некогда любимого кровомобиля.

В первый и последний раз я пожалела, что надела спортивные штаны. В этот момент их главное качество сменилось с «удобных» на «хорошо впитывающие».

Полагаю, медсестры должны были вызвать вертолет скорой помощи и психотерапевта. Вместо этого они сказали мне передохнуть несколько минут, после чего отправили восвояси. Вероятно, голова у меня не варила, потому что я без предупреждения заявилась к Дэйву. На тот момент мы встречались с ним совсем недолго. Я еще не знала, что он терпеть не может сельдерей, — однако объявилась у него на пороге в светло-серых трениках, на которых пятно мочи было так же заметно, как засос на бледной шее. Дэйв осмотрел меня с головы до ног. Но не бросил. Более того, даже впустил в квартиру. Это был один из худших моментов в моей жизни. Уверена, все происходило как в замедленной съемке.

Всю ночь меня мучила тупая, не стихающая мигрень.

Ровно через 56 дней — в первый же день, когда я могла опять сдать кровь, — мне позвонили из донорского центра для записи на следующий прием. Стоит один раз побыть донором, эти кровососы начинают охотиться за вашими венами, как коллекторы за долгами. Обычно меня это радовало. Во мне нуждались! Больше я никому не была нужна. У меня не было ни ребенка, ни домашнего животного. Я работала фрилансером. Большую часть времени я обновляла электронный ящик в ожидании рабочих писем. Иногда я ждала так долго, что писала сама себе, чтобы проверить, работает ли почта. Послание всегда появлялось во входящих сразу же после того, как я нажимала «Отправить». Печально, но факт: забыв на долю секунды, что сама только что послала письмо, каждый раз я радовалась долгожданному «динь».

Теперь, после обморока, их звонок мне ничуть не польстил. Я крикнула «Нет!» и бросила трубку. На протяжении нескольких месяцев банк крови пытался меня умаслить. «У вас же первая положительная, нам она очень нужна», — заманивал их сотрудник.

Но я твердо решила для себя, что донорство — это сущее зло.

В последующие годы у меня бывали плохие дни — из-за запоротой статьи, негативного отзыва, ссоры с подругой, — но сдавать кровь я не осмеливалась. Для поднятия настроения я прибегала к другим целебным процедурам — шопинг-терапии и компульсивному обжорству.

Прошло семь лет с того злосчастного дня. Мы с Дэйвом успели пожениться, что должно считаться победой среди всех женщин, когда-либо являвшихся на свидание обоссавшимися. Но в кровомобиль я так и не вернулась.

Я держалась от него подальше, потому что терять сознание, за неимением более утонченной характеристики, попросту страшно. Словно царица восседаешь на кушетке, собираясь стрескать печеньки, а через секунду валяешься на полу под жалостливыми взорами окружающих.

Мой мозг отрубился на середине мысли, как оборванный на полуслове телефонный разговор. Я потеряла контроль над телом, даже над одной из самых базовых физиологических функций.

Моя реакция на отключку не беспрецедентна. Я не видела никого, кто получал бы удовольствие от внезапной потери сознания. Однажды я была в сауне с другом, когда он упал в обморок. Сначала у него закатились глаза, затем тело обмякло и сползло на пол. Придя в себя, он первым делом — все еще лежа на плитке и пялясь в потолок — спросил: «Все видели мои яйца?»

Состояние отключки крайне уязвимое. Тогда как окружающие полностью отдают себе отчет в происходящем, для вас моменты бессознательности навсегда останутся тайной. Минуло два года, а моему другу по-прежнему не дают покоя те две секунды. При встрече он всегда задает мне один и тот же вопрос: «Ну правда, ты видела мои яйца или нет?»

Еще у меня есть подруга, отрубившаяся во время медитации. Не понимая, из-за чего потеряла сознание, она испугалась, что это повторится — например, за рулем. Поэтому отказывалась водить автомобиль несколько месяцев. И до сих пор паникует, вспоминая, как мозг отказал ей. Другая моя знакомая упала в обморок, когда на нее орал грубый бойфренд. Пока он унижал ее, она обмякла и упала на пол. Пытаясь найти объяснение произошедшему, она как-то спросила меня: «Может, сознание так пыталось спасти меня от этого кошмара?»