Мара Олтман - Тело дрянь. Донесения с фронта (и из тыла)

«Благословляю ваши рот и горло, чтобы у вас всегда был открытый канал для правды, — сказала она. — Благословляю ваши ноги, чтобы они всегда чувствовали поддержку Матери Земли и почвы».

Рядом со мной на земле уже лежали четыре спеленутых тела. Судя по ровному дыханию, они спали.

Тереза затянула простыню покрепче вокруг моей груди и на прощание сказала: «Вы прекрасны».

К ужину я полностью погрузилась в происходящее, забыв об изначальной цели приезда. Женщины разбрелись маленькими группками и ужинали. Я подсела к Тере, которая нравилась мне все больше. Долговязая, с короткими каштановыми кудрями, она обладала очарованием андрогина.

Мы сидели с тарелками на коленях. Я показала на ее усы и спросила: «Это такое „иди в жопу“ обществу? Отрицаете его правила?» Я решила, что это характерный modus operandi лесбиянок, обитающих в лесу.

Она подняла на меня расширившиеся глаза и склонила голову набок. «Нет», — сказала она. Потом потрогала пальцем верхнюю губу: «Что, все так плохо?»

Я затрясла головой. «Нет-нет, все в порядке», — сказала я, сведя брови.

Она ковырялась в тарелке с салатом.

«Я просто подумала…» — сказала я, но остановилась. «Забейте».

Мы продолжили есть вегетарианские энчилады, но тут я выставила подбородок и заявила, что у меня там тоже волосы. Хоть я и смирилась с ними, все равно скрывала их ото всех, так что следующей выходкой удивила сама себя. «Хотите потрогать?» — спросила я. Она потрогала мои волосики, а потом выставила свой подбородок, чтобы я потрогала ее. Малюсенькие щетинки щекотали мои подушечки пальцев. Когда мы закончили, я сказала: «Никогда так не делала».

«Я тоже», — ответила Тере.

Мы засмеялись и доели остатки еды на тарелках.

На мгновение я ощутила, что ради таких моментов и существовал Красный шатер.

В семь вечера все собрались на ритуальную часть встречи. Мы расселись в круг под шатром: одни на бордовом диване, другие на больших подушках, третьи прямо на деревянном полу. В течение следующего часа мы медитировали на свои яичники, трясли маракасами и распевали женские песни.

Матушка Океан, держи меня ближе, научи жить

Твои течения внутри меня

Я отдаюсь тебе и теперь свободна

Это было так же избито, как приевшиеся анекдоты пятидесятилетнего мужика в засаленной майке, но я все равно старалась честно представлять, как мои яйцеклетки устремляются в фаллопиевы трубы.

Когда вечер подошел к концу, я наконец пришла в себя. Про ПМС мы так и не поговорили. Я решила взять дело в свои руки и обратиться к присутствующим первой. «Что вы все думаете о ПМС?» — спросила я.

Несколько секунд стояла тишина, но вскоре несколько женщин ее прервали. Одна девушка, Оливия, сказала, что психует. «Я просто предупреждаю друзей, — сказала она. — Говорю: у меня ПМС, на этой неделе я буду сукой».

Я вспомнила Крислер, которая считает, что мы используем ПМС в качестве оправдания для того, чтобы показывать наши более неприятные стороны.

Следующая женщина сказала: «Мне так надоело стыдиться, что меня может что-нибудь взбесить».

После этого разговор быстро иссяк. Тереза встала и готовилась объявить о завершении мероприятия.

Я посмотрела на нее с некоторой претензией и сказала: «Почему мы так и не поговорили об этом?» Меня это разозлило. Прежде чем отправиться сюда, я получила от нее гарантию, что ПМС входит в повестку дня.

«Таков женский путь», — сказала Тереза без тени раздражения или враждебности.

Фраза прозвучала абсолютно бессмысленно, но это не помешало мне принять ее. Мне было так приятно после дня, проведенного в полном безделье, что этот ответ — и тот факт, что я получила хоть какой-то ответ, — меня полностью удовлетворил.

«Ну да, — кивнула я. — Женский путь».

Все поднялись, и Мэри, не обращаясь ни к кому конкретно, промолвила: «Когда еще сможешь вот так выбросить все из головы?»

В ответ все покивали и затем разошлись по своим комнатам.

На следующий день я проснулась в шесть утра. За окном кудахтали курицы, а небо только-только превращалось из черного в голубое. Я чувствовала себя спокойно и расслабленно — пока не уставилась на потолок. Видимо, прошлым вечером я провалилась в кому, вызванную пудингом из семян чиа. Что это вообще такое — «женский путь»? Мы с Мэгги выезжали через несколько часов, поэтому я отбросила одеяло и помчалась в главную юрту.

На кухне была одна Тере, которая варила кофе и засыпала овсяные хлопья в большую кастрюлю с водой.

«Женский путь? — спросила я. — Растолкуйте, пожалуйста».

Тере налила нам обеим по чашке кофе. Она объяснила, что мужской путь прямой и устремлен к цели, а женский круговой и открытый. «Мы ставим вопрос, как сделали вы накануне этого уик-энда, — сказала она, — а потом сидим и ждем».

«Сидим и ждем? — спросила я. — Звучит непродуктивно».

«Так оно и есть», — рассмеялась Тере.

По ее словам, в обществе принят мужской путь, который задает наши представления о «продуктивности»: фокусироваться на чем-то до тех пор, пока цель не будет достигнута. «Женщина же говорит: „Я не знаю, как именно получу информацию, которую ищу, и никак не могу управлять этим. Однако я открою себя всему встречному и буду учиться, благодаря чему приобрету то, что гораздо важнее всех поставленных вопросов“».

Я пыталась вникнуть в то, что она говорила.

«Это состояние незнания — когда у тебя даже догадок нет — приближает к Богу и раскрывает творческие силы, — продолжала она. — Нам тяжело пребывать в нем, потому что как люди мы нуждаемся в точных ответах».

«Так и с ПМС?» — спросила я, пожав плечами.

Она бросила в овсянку орехов и сухофруктов. «Именно, — сказала она, — примите хаос».

Через несколько недель после выходных в «Священных рощах» мы с Дэйвом отправились субботним утром позавтракать. Мы пошли в азиатский ресторанчик «Пиг энд Хао» в Нижнем Ист-Сайде. Я давно готовилась к этому разговору — с тех пор, как узнала про щенячье окуривание (чем была навеки травмирована). Мы шли рядом друг с другом по Хаустон-стрит.

«Знаешь, — сказала я, — когда у меня ПМС, я и правда имею в виду именно то, что говорю».

«Я в курсе», — ответил Дэйв.

«Правда?»

Мы стояли на пешеходном переходе перед Клинтон-стрит.

«Конечно, — сказал он, — ты ясно даешь это понять — с интенсивностью в десять баллов вместо обычных четырех». Когда мы перешли на другую сторону, он добавил: «Мне больше нравится, когда ты на четверке».

«Если бы ты меня слушал, — сказала я, — мне бы не приходилось доходить до десятки». Я рассказала ему про то, как во мне разматывается клубок, а все недовольство получает зеленый свет и устремляется наружу.