Фасо Буркина - Мотель Бейтсов

— Мы подумываем. Но пока не имеем разрешение на кормёжку. Тут ведь отдельные помещения, кухоборудование. Холодильники. А мы и так уже вложились, мама не горюй.

— Ну, всё. Вера, ваш папа здоров. — Зиночка в шубке пробежала в спальную мимо нас. Оттуда подала команду. — Вера, если любишь жар, то Паша должен подкинуть дров в печь.

— Нет, спасибо. Мне бани не нравятся, я в душе ополоснусь. — чувствовался какой-то подтекст в этом уже изученном голосе.

— Да, чего ты? Банька готовая, там чисто. — мама вышла из спальни в нарядном платьице.

— Нет. Я не могу….

— Ты брезгуешь нашим гостеприимством? — я понял причину. — Вот основная причина того, что ты до сих пор целка! Ты брезгуешь поцелуев, касаний чужим человеком твоего тела.

— И правда, Вера, не хорошо пренебрегать нами. Сейчас Паша зайдёт в баню, хорошо там всё отмоет от волос и пены. Обдаст кипятком полки.

— Зинаида Макаровна, меня воротит от мысли что кто-то сидел до меня голым на том месте.

— А когда ты последний раз сдавала кал на яйца глистов и аскарид? — даже я вытаращил глаза от, казалось бы, неуместного вопроса.

— Наверное только когда в школу поступала. А причём это тут?

— Три признака, что в тебе живёт червь, на лицо. Подожди…. Первое — худоба. Второе — много ешь, но не поправляешься. Третье — ты брезглива. А это подчинение разума воле червя, который не хочет, чтобы твоё тело занял другой паразит.

Не успела мама договорить, как Вера рванула во двор. Я за ней. Её не хило полоскало. Минут пять она стояла, согнувшись в животе. Я принёс ей ковш воды, она ополоснула рот, лицо.

И только вскормленный нравоучениями мамы такт, не позволяет сравнить лицо человека с мордой животного. Поэтому остановлюсь всё-таки на лице. Оно у Веры стало пятнистым — от бордового, до зелёного. Раскрасневшиеся глаза лили слёзы. Я придержал её за тонкую талию, повёл в дом.

— Что же теперь делать? — даже колокольчик охрип.

— Сейчас Паша пойдёт в баню, помоет всё. Я приготовлю тебе отвар. Ужасно горький, но за один приём он вынудит червя выйти из твоего кишечника. Уже к утру ты избавишься от паразита.

— А если я в бане упаду в обморок?

— Хочешь, чтобы я пошла с тобой?

— Да-а-а.

— Ещё одно условие. По нужде в биотуалет не ходи. Пересиль себя, но сходи в нужник. В том двору, кстати, он в приличном состоянии. О, и папа с Никой вышли. Паша, вперёд. Помой там хорошенько.

Я пошёл в баню, пока мыл тазы, ополаскивал кипятком полки, размышлял. Похоже Зинуля затеяла какую-то аферу. Насколько я знаком с паразитами человека, ещё ни один не подходил к третьему признаку — подавляет волю хозяина. Из этого следует вывод — таким образом мама сама начала властвовать над девушкой, и заставляет её посетить баню. А там и до более серьёзных вещей дойдёт. Одна из которых — дефлорация моим пенисом. И как продолжение — лесбийский секс.

Лингам, дробью по пустому тазу, пропел оду Зиночке.

Это что же, я получается такой же тёмный лес, как и Ника? Как можно не знать о подобном? Брр! Какая-то тварь уже много лет живёт во мне. Поэтому я такой дрыщь. Заматериться и то не могу.

Зина принялась делать отвар из каких-то трав. Пахнет омерзительно. А его надо выпить. Фу, гадость! Но я хочу изгнать червя из кишечника. Я выпью. Всё, что скажет эта умная женщина, сделаю. Кушать, правда хочется. Ну, конечно, всё вырыгала.

Я пошла в баню, посмотреть, как там красавчик Норман. В открытое окно я увидела, что он добросовестно омывает деревяшки, тазики.

Я закрыла дверь, сходила за своим чистым бельём и платьем. Курточка моя пригодилась, накину её, после бани.

Вышла женщина, поставила ковш остывать. Обаятельная и волевая. Вот такую бы в жёны отцу, матерью мне и Нике.

— Вера, зайди пока в дом. Прохладно стало. — я пошла вслед за той, кого хочу считать своей мамой или хотя бы старшей подругой, советчицей. — Не плачь, девочка. Мы эту гадость одним движением выпроводим из тебя. За неделю отъешь бока.

— Это я от теплоты вашей всплакнула. Материнской теплоты. Порой так не хватает женского участия. А вы за три часа изменили меня. Спасибо…, родненькая.

— Пошли, чуть-чуть перекуси, а то желудок твой шумит.

Зина дала мне пирожок и чай. Мне сразу захотелось, проглотить его целиком. Но я вспомнила о паразите — это он жрать хочет, тварина. Начала ломать пирожок на мелкие кусочки, тщательно прожёвывала.

Папа и Ника тоже кушали не спеша, посматривали на экран телевизора, где шёл какой-то боевик. Павел вернулся, практически весь мокрый — старался бедненький для меня.

Вот по сути — с чего это человеку брезговать бани? Это ведь не туалет с обоссанными ободками, и не общественный сортир. Ну, не хочешь ты смотреть на волос, выпавший с чьей-то головы, на мыльную пену, почему просто не ополоснуть всё кипятком? Мало тебе одного? Второй раз омой принадлежности.

— Вера, съешь ещё пирожок. Я посмотрю на отвар. — какой же он родной, этот голос, который я слышу всего лишь недавно. Ем гостинец, запиваю чаем.

— Ника, сходи, принеси из машины водки. — просит Нику папа.

Ника — это моя родная сестра. Родная.

И вот теперь появилась родимая. Которой хочу быть дочерью!

— Я сама схожу, сиди, Ника. — я сорвалась из-за стола. Чуть не столкнулась с Зиной. — Я в машину, за водкой.

— У нас в холодильнике непочатая стоит. Паш, достань. И вина. Выпьем за знакомство. Коля, ты начинай пить, если хочешь, а мы с Верой в баньку. На, доченька, выпей.

У меня аж тело завибрировало от ласки произнесённых слов. Едва не упала от головокружения. Пью отвар. Горький. Вызывающий рвоту. Но я заперла глотку. Пью. С пол литра, наверное.

— Теперь пошли в баню.

Я впервые вижу чужую женщину обнажённой. Волосы на лобке у неё аккуратно подстрижены, не длиннее чем мои, стриженные «под расчёску». Сразу заметен жирок на лобке, стёкший с небольшого животика. Бёдра такие же полные как у сестры. Может из-за того, что груди у неё не такие огромные как у… Ники, она кажется стройной. Да, наверное, в два раза больше моих, которые с трудом помещаются в мою ладонь.

— Садись где тебе удобнее… я вот тут, на нижней посижу. Греемся. Думаем только о самосовершенстве. Может повыше сядешь? Они, твари, жару тоже не переносят. Ляг на верхний полок, животом вверх…. Сисечки прикрой…. Дыши равномерно.

Мне невыносимо жарко, но я настроилась на борьбу с гадиной.

— Зина, а где ваш супруг?

— Погиб он. В девяностые, ещё Паша не родился. В борьбе с бандитами погиб.

— Извините, я не подумала. Паша рассказывал, что решили жить вдали от городских благ. Почему?

— Вот как приехала к родному дому, так и поняла, чего мне не хватало в течении двадцати лет. Родного очага. Голосов сестёр, мамы. Мычания коровы и гула пасеки. Ой! Ну-ка слезай, ты так угоришь от жары. Пойдём чай попьём.