Светлана Багдерина - Бояре: подземная одиссея

— Так ить, бабушка, лучше поздно, чем рано…

— Так ить, Ларишка, лучше лечь да помереть шпокойно, чем вот так как черви дождевые под жемлей вщю жижнь полжать…

— А и ляжем да помрем скоро, — пробурчал боярин Порфирий. — Еды у нас осталось на раз, если понемногу — на два…

— На какое два, боярин Порфирий, имей совесть! — взмолилась Конева-Тыгыдычная. — Котенок двухмесячный больше за один присест съедает!..

— Эх, котенка бы сейчас сюда… — облизнулся невидимо во тьме боярин Демьян. — Или щенка…

— Зачем, дядя? — недопоняла Наташа.

— Кхм… — смутился тот. — Животных уж я больно люблю, племяшенька…

— Особенно с гарниром, — фыркнул за спиной молодой боярин Артамон. Но получилось у него почему-то не так насмешливо, как ему бы хотелось. По-видимому, копченая на нефтяном костре чудо-юдина явно не стояла в списке и его любимых блюд.

— Экие вы, мужечины, озорники, — вздохнула Арина, сглотнула голодную слюну и тяжело оперлась на руку Артамона.

— Хватит уже про еду, — сурово прицыкнул на подопечных граф. — Договаривались ведь. И помирать вы тоже рано собрались. Выберемся еще мы на свет белый, поглядим, какое оно есть — солныш… ой!

— Что?

— Что случилось, граф Петр?

— Стена! Я только что наткнулся на стену! Эта проклятая лампа не освещает и на шаг вперед! — в бурной радости Рассобачинского зазвенела, перекрывая все другие эмоции, сумасшедшая нотка. — За этой стеной определенной что-то есть! Я чувствую это! Я знаю!..

— Стена?

— Какая стена?

— Кирпичная?

— Каменная?

— Деревянная? — с обреченной надеждой предположил кто-то.

— Штеклянная! — фыркнула старуха.

— Сейчас погляжу… — граф зашарил по неровной поверхности грязными мозолистыми руками, словно перешедшими от его отца-углежога по наследству вместе с золотом из той шальной лесной речки. — Каменная! Кладка, вроде, крепкая, но не крепче нас!

— Не крепче!

— Все равно, что стекло!

— Пыль!

— Мусор!

— А вот сейчас мы ей покажем удаль молодецкую!

— За две минуты расколошматим!

— Налетай, родовитые!

— Да что б вы без меня делали, боярин Никодим!..

— Раз-два!..

Встреть беглецы сейчас под землей Елену Прекрасную с лукошком пирогов и кувшином кваса, они вряд ли обрадовались бы ей больше, чем этой холодной, негостеприимной стене, первой стене за столько дней.

Где стена — там люди. И теперь они не позволят увести себя в сторону такому пустяку, как кладка толщиной в дворцовую стену, если она вдруг снова встанет между ними и белым светом.

Ну, стенка — берегись.

Как и ожидалось, обреченная с самого начала стена пала под неловкими, но упорными ударами сливок лукоморского общества, обрушив с треском и хрустом еще что-то на той, неизведанной пока стороне.

По коридору, забивая вонь горящей нефти, моментально распространился неземной аромат, от которого перехватывало дыхание и слезы счастья выступали на покрасневших от дыма и копоти глазах — дух молодой квашеной капусты.

— КАПУСТА!!!..

У бедной стенки не было ни единого шанса. Она обрушилась под напором бояр, силы которых необъяснимым образом удесятерились, и сторонний наблюдатель подумал бы, что это был какой-то волшебный запах, и был бы прав.

Растоптав впопыхах светильник-коптильник, но даже не заметив этого, бояре ворвались в оказавшееся беззащитным перед их натиском помещение и огляделись.

Что с лампой, что без нее — не было видно ровным счетом ничего — но запах!.. Этот запах!..

Он вел, он манил, он зачаровывал почище заклятий Чернослова, и не было сейчас ни единого человека среди бояр, кто согласился бы отступить и за все сокровища мира [10] Если бы они не включали, конечно, обед из сорока блюд, баню и чистую постель. .

Побросав орудия взлома, изголодавшиеся по нормальной человеческой пище люди бросились вперед, вытянув дрожащие от нетерпения руки.

— Мед!

— Капуста квашенная!

— Грибы маринованные!

— Помидоры соленые!

— Меняю мед на помидоры!

— А у меня сыр!!! Целая головка сыру!!!

— Меняю…

— Меняю…

— Ай!!!..

Счастливое чавканье и причмокивание замерло.

— Рассобачинский? Что опять случилось?

— Т-только не б-бойтесь… В-все в п-порядке…

— Да что у тебя там, граф?

— Т-тут п-повешенный… Х-холодный… Г-голый…

— ЧТО?!

— С п-потолка с-свисает… П-прямо на н-него н-налетел… А из г-груди — н-нож…

— Ларишка, Ларишка, ашь? Што он говорит?

— Покойник, говорит, висит… — страшным шепотом продублировала Серапеина внучка, дожевывая, тем не менее, не давясь, соленый огурец с сыром и смородиновым вареньем. — Чуть его не схватил…

— Так живой, што ли?

— Какой живой, бабушка?! Ты чего? Повешенный, тебе ж говорят!

— К-какой… й-еще… п-повешенный, Р-рас-с… с-собачинский?

— Г-где?.. — дрогнул голос и у бояр.

— З-зд… Ах, чтоб ты сдох!..

— ЧТО?!..

— Это же туша!!! Копченая!!! Свиная!!! И ножик в нее воткнут!

— ГДЕ???!!!

— Вот!!! Налетай, честной народ!..

Те, кто в иные времена и при иных обстоятельствах были бы первыми с ядовитыми комментариями насчет «честного народа» и его местонахождения, сейчас были первыми у туши.

— Сейчас… Сейчас… Всем хватит… — Рассобачинский орудовал громадным ножом как заправский мясник. — Держите… Держите… И ты держи… А это тебе…

И тут, едва не пропущенный в возобновившемся с удесятеренной энергией самозабвенном чавканье, раздался едва слышный скрип в неизведанной еще глубине их продуктового рая, и на фоне дальней черной невидимой в темноте стены нарисовался светлый прямоугольник. Освещаемый факелом.

Ослепленные и напуганные бояре зажмурились, замерли как по команде и снова перестали жевать.

Человек с факелом в руках осмотрелся нерешительно, но, кажется, остался доволен результатом осмотра.

Он воткнул факел в кольцо на стене и мягко прикрыл за собой дверь.

Он был один.

Разлепив едва сносящие такой непривычно-яркий свет слезящиеся очи, бояре сначала с ужасом, медленно, но верно сменяющимся сначала сомнением, потом интересом, а потом и радостью вглядывались в фигуру и лицо их непрошенного компаньона.

Ништяк.

Лейтенант Ништяк.

Никак прячется от кого?..

А что если там, наверху, лукоморцы расправились с оккупантами? И треклятый наемник ищет теперь, где бы укрыться?

Укрыться?!..

ХА!

Руки подземных скитальцев сами выпустили еду и потянулись к лопатам и ломам.

Рассобачинский ухватил покрепче правой рукой нож, а левой — только что обглоданную берцовую кость кабана, и оглянулся на свое чумазое измученное воинство.

Звякнула о каменный пол неуклюжая лопата.

— Кто здесь? — незваный гость моментально выхватил из ножен спрятанный было меч, но мрак отозвался лишь крадущимися шагами.