Михаил Айзенштадт-Железнов - Другая жизнь и берег дальний

Во многих отношениях русская эмиграция самая замечательная в мире. В любой стране, в которую мы приезжаем, мы сразу же пускаем глубокие корни. Русские корни, конечно. В стране, в которую мы приезжаем, мы становимся патриотами страны, из которой уехали. Так, бежавши в Турцию из России, мы все еще были русскими патриотами. Бежав во Францию из Турции, мы там стали турецкими патриотами. Бежав из Франции в Америку, мы тут превратились в ярых французских патриотов.

После второй мировой войны некоторые из наших эмигрантов, бежавших в Америку из Франции, вернулись во Францию и стали там горячими американскими патриотами. Когда они здесь жили, Америка им совсем не нравилась.

Новые подсоветские эмигранты, бежавшие из Советского Союза в Германию, были в Германии ярыми советскими патриотами, пока не эмигрировали в Америку. Попав в Америку, она стали германскими патриотами.

Американскими патриотами мы станем после того, как переедем отсюда в какую-нибудь другую страну, скажем, в Аргентину или Уганду.

Мы обладаем редкими лингвистическими способностями. Мы говорим на языках всех стран, кроме страны, в которой живем.

В Турцию мы бежали с юга России, главным образом с Украины и Крыма. Попав в Турцию, мы заговорили там на различных языках, кроме турецкого, с украинским или татарским акцентом. Из Турции мы бежали во Францию. Там мы заговорили на различных языках, кроме французского, с турецким акцентом. Здесь, в Америке, мы говорим на различных языках, кроме английского, с французским или немецким акцентом.

Мы — первые в истории эмигранты, которым надо было оправдываться за свое бегство из родной страны.

До нас к эмигрантам относились с почетом и уважением. В России после Великой Французской революции принимали с большим радушием французских эмигрантов. В царскую эпоху Франция приветливо (поскольку французы могут приветливо относиться к инородцам) принимали русских эмигрантов.

Недовольные своим режимом сербы могли бежать в Болгарию. Недовольные болгары могли бежать в Сербию. Турки могли бежать в Персию, а персы могли бежать в Египет. Троцкий мог бежать в Америку, а Ленин — в Швейцарию.

После Октябрьской революции в России, все вдруг переменилось. Даже американцы, с колыбели окруженные всякого рода эмигрантами, предъявляли к нам, беглецам от коммунизма, строгие претензии.

Итальянцам американцы охотно прощали их бегство из Италии. Полякам прощали их бегство из Польши, немцам — их бегство из Германии, а ирландцам — их бегство из Ирландии. Но нас, русских эмигрантов, они упрекали:

— Почему вы бежали из России?

Сколько мы вынесли оскорблений и унижений за то, что бежали из России! Как будто мы совершили какое-то тяжкое преступление; как будто мы оскорбили Америку, избрав ее своим политическим убежищем.

Однако, с волками жить — по волчьи выть. Попав в Америку, мы решили в ней приспособиться. Вернее, мы решили приспособить американцев к себе. Гораздо легче, ведь, русифицировать десять американцев, чем американизировать одного русского эмигранта.

Многие из нас, несмотря на то, что они здесь уже живут десятки лет, не говорят по-английски. Но почти все наши американские друзья и знакомые говорят по-русски.

Наши дети наотрез отказываются говорить по-русски. Но зато дети наших американских друзей досаждают нам постоянными просьбами научить их русскому языку.

Мне кажется, что когда в России произойдет переворот и когда на смену коммунистическому режиму придет режим демократический, мы, российские эмигранты, останемся жить в Америке, а американцы устремятся в Россию.

Что же, мы им дадим нужные инструкции о том, как обосноваться в России, как завоевать симпатии населения, как устроиться, чем заняться.

— Главное, — скажем мы американцам, — не научайтесь языку. Как только вы начнете говорить по-русски, на вас перестанут обращать внимание. Точно так, как у вас здесь, в Америке.

Кто знает, может быть лет этак через пятьдесят какой-нибудь российский гражданин Иванов, сын американского эмигранта Джонсона, будет избран в Российский Сенат от Вологодского штата. А потом, может быть, он даже будет избран президентом С.Ш.Р. — Соединенных штатов России.

Президент Иванов пошлет кого-либо из своих помощников в Вашингтон с миссией доброй воли. Американский народ очарует эмиссара российского президента. По возвращении в Москву он восторженно скажет:

— Милейший народ — эти американцы! Совсем даже не подозревал! Как они гостеприимны, как приветливы! Очень похожи на нас! И как хорошо они относятся к иностранцам!

К сожалению, это все фантазия. Бред…

Займемся лучше действительностью.

Мы все беженцы. Все пребываем в добровольном или вынужденном изгнании.

Лезем из кожи вон, чтобы свести концы с концами. Русские концы с американскими концами.

Одно из величайших достоинств российской эмиграции — это ее сплоченность, спаянность. Среди эмигрантов других национальностей происходят постоянные ссоры, распри, конфликты. Одни эмигранты строчат доносы на других, одни других хулят и высмеивают.

Мы этим не грешим.

Мы все с трогательным вниманием относимся друг к другу. Мы радуемся чужим успехам. Мы всегда с воодушевлением готовы разделить чужое счастье.

Когда наш брат эмигрант в чем-либо преуспевает, мы не восклицаем в сердцах, как это делают эмигранты других национальностей: «Вот сволочь, как ему, подлецу, повезло!»

Нет, мы оглашаем воздух радостными возгласами: «Как хорошо! Как мы рады! Как бесконечно рады!»

Если какой-нибудь эмигрант вдруг вывихнет себе ногу и начнет получать страховку, мы беспредельно радуемся его удаче. Мы от души желаем ему, чтобы он вывихнул и другую ногу и стал получать двойную страховку.

А если с братом-эмигрантом происходит какое-нибудь несчастье, мы не преисполняемся, как представители других эмиграций, ликования. Мы не говорим с улыбкой, сверкающей всеми цветами радуги: «Так ему и надо!»

Нет, мы покрываем свои чресла лохмотьями, посыпаем главы пеплом и причитаем: «Жаль, жаль! Такой достойный человек, и на него обрушилось такое неожиданное несчастье!»

Такой солидарности, как у нас, ни у кого нигде нет.

У нас все эмигрантские лебеди вместе с эмигрантскими раками и щуками, либо тянут в воду, либо пятятся назад. Чаще всего пятятся назад. Из чувства глубокой солидарности.

Мы всегда готовы помочь друг другу.

Если не делом, то словом. А если не словом, то сочувственным покрякиванием.

Может быть, если кому-либо из наших соотечественников в изгнании понадобится помощь, некоторые из нас за деньгами в карман не полезут. Но я могу ручаться, что все мы полезем в карман за словом.