Николай Лейкин - Под южными небесами

-- Итальянска схола имѣетъ много дѣлени, мадамъ Ивановъ,-- говорилъ онъ, заглядывая въ каталогъ.-- Схола отъ Венеція, схола отъ Флоренца, схола отъ Болонья, схола отъ Неаполи, схола отъ Парма и схола отъ Ромъ.

-- Про какой такой ромъ вы ей разсказываете, капитанъ?-- подвернулся къ нимъ Николай Ивановичъ.-- Развѣ ромъ испанское вино? Вѣдь ромъ, кажется, ямайскій. Ямайка...

-- Чего ты суешься? Чего ты ввязываешься въ разговоръ, не узнавъ въ чемъ дѣло!-- накинулась на мужа Глафира Семеновна.-- Развѣ у насъ о винѣ рѣчь! Только конфузишь меня передъ капитаномъ.

-- Однако, я слышалъ, что капитанъ въ разговорѣ про ромъ упомянулъ.

-- Капитанъ ошибся! Нужно было сказать по-русски Римъ, а онъ сказалъ по-французски Ромъ.

-- Да, да, да. Римъ-то вѣдь по-французски Ромомъ называется. Стало быть, я правильно слышалъ слово: ромъ. Ну, пардонъ, что не въ точку...

Пошли картины Тиціана, Леонарда ли Винчи.

-- Рафаэль Санціо!-- воскликнулъ капитанъ.

-- Да, да... Рафаэль... Я много слышала...-- подхватила Глафира Семеновна, смотря больше на самого капитана, чѣмъ на картины.

Къ двумъ картинамъ Рафаэля "Святое Семейство" и подойти близко было невозможно. Ихъ загораживали цѣлые городки художниковъ-копировальщиковъ съ ихъ мольбертами, табуретами, ящиками красокъ. Какъ пики мелькали муштабели, какъ военные щиты выставлялись палитры. Приходилось или протискиваться между художниками, или смотрѣть на картины издали. Николай Ивановичъ взглянулъ на одну изъ картинъ "Святое Семейство" и сказалъ:

-- Картина знакомая. Я ее сколько разъ у насъ въ Петербургѣ видѣлъ.

-- Да вѣдь то въ снимкахъ, въ копіяхъ, а это настоящая, оригиналъ.

-- Краски полиняли,-- проговорилъ супругъ, чтобъ что-нибудь сказать.

Капитанъ стоялъ около Глафиры Семеновны и, любуясь картиной, разъяснялъ:

-- Нѣтъ цѣна на эта картина... Никакія деньги... Ни за каки деньги сдѣлать оцѣнка невозможно. Нѣтъ цѣна...

-- Понимаю, понимаю. Конечно-же, это драгоцѣнность.

Николай Ивановичъ подошелъ къ женѣ, подмигнулъ ей и произнесъ:

-- Не довольно-ли? Не пора-ли на воздушокъ?

-- Какъ: пора! Надо все осмотрѣть! Все, все,-- возвысила она голосъ и умильно взглянула на капитана, какъ-бы ожидая отъ него одобренія своимъ словамъ.

-- Нѣтъ, я къ тому, что вѣдь остальное можно осмотрѣть и завтра, а теперь лучше въ какой-нибудь капернаумъ прокатиться передъ обѣдомъ.

-- Нѣтъ, нѣтъ! Мы должны осмотрѣть все. Не правда-ли, капитанъ?

Тотъ пожалъ плечами.

-- Ну, тогда вы смотрите, что вамъ интересно, а я присяду и отдохну,-- сказалъ Николай Ивановичъ и опустился на триповый диванъ.

Кончилась картинами Луки Жіордана Итальянская школа и начались Голландская съ Рембрандомъ и наконецъ Фламандская. Пошли картины Рубенса, Ванъ-Дика. Капитанъ, оставшись одинъ съ Глафирой Семеновной, бросилъ на нее свой томный взглядъ и прошепталъ:

-- Вашъ мужъ, господинъ Ивановъ, есть большой прозаикъ.

-- Да... Онъ немножко того... Онъ философъ... Нѣтъ, не то... Какъ-бы вамъ сказать... Онъ, онъ... Онъ матеріалистъ -- вотъ, что онъ.

-- Сси, сси... Матеріалистъ, прозаикъ... Но ни... ни, мадамъ Ивановъ...

-- У насъ характеры разные... Мы часто не сходимся характерами.

-- Ви другой женщина, мадамъ.

Капитанъ бросилъ на нее второй томный взглядъ. Она вспыхнула и отвѣчала:

-- Я люблю поэзію, я люблю художества.

-- Сси... сси... сеньора. Ни имѣете много сентиментъ, много... Какъ это?..

-- Вы хотите сказать: чувствъ. Я женщина, а онъ мужчина.

-- Чувствъ, чувствъ... Сси, сеньора. Много, много чувствъ!..

Капитанъ схватилъ ее за руку и крѣпко пожалъ ея руку. Она уже пылала, какъ маковъ цвѣтъ и говорила:

-- Полноте, полноте... Что вы!

-- Я лублу такой дамъ... Но вашъ мужъ...

-- Мой мужъ хорошій человѣкъ, но онъ именно прозаикъ и бываетъ иногда грубоватъ,-- начала выгораживать Глафира Семеновна мужа, а сама думала: "Нѣтъ сомнѣнія, что капитанъ начинаетъ ухаживать за мною. Но неужели я могу нравиться ему... съ этой несчастной укушенной губой?"

Шли Рембранды, Ванъ-Дики, Теньеры... Но Глафира Семеновна хоть и смотрѣла на произведенія ихъ кистей, но мало что видѣла... Она думала о капитанѣ, о своей губѣ. Мысли путались.

"Впрочемъ, что-жъ губа? Губа вѣдь это временно..." мелькало у ней въ головѣ. "Завтра опухоль будетъ меньше, а послѣзавтра и совсѣмъ исчезнетъ. Капитанъ все это очень хорошо понимаетъ, Онъ бывалъ въ Японіи, въ Китаѣ. Но какой прекрасный человѣкъ! Какой у него нѣжный голосъ... А глаза, глаза... Прямо, можно сказать, огненные... И брюнетъ, брюнетъ, какъ вороново крыло!"

Она прикрыла свою губу носовымъ платкомъ и съ восторгомъ посмотрѣла на капитана.

"Прелесть, кто за мужчина!" сказала она себѣ мысленно и тяжело вздохнула.

Вздохнулъ и капитанъ. Фламандская школа кончилась. Начались картины старинныхъ нѣмецкихъ художниковъ и французскихъ.

-- Нѣмецки схола, а тамъ французски...-- сказалъ капитанъ,

-- Слишкомъ много впечатлѣній, слишкомъ,-- говорила Глафира Семеновна.-- Я устала и многое у меня какъ-то мелькаетъ...

Она сдѣлала жестъ передъ глазами.

-- Тамъ еще скульптюръ...-- произнесъ капитанъ, указывая въ пространство.

-- Нѣтъ, скульптуры ужъ можно посмотрѣть завтра, а теперь осмотримъ наскоро картины и поѣдемъ куда-нибудь въ другое мѣсто. Видите, какой у меня мужъ! Ему скучно.

-- О, мужъ! Вашъ мужъ...

Капитанъ покачалъ головой.

Они осмотрѣли наскоро картины и подошли къ Николаю Ивановичу. Тотъ сидѣлъ на диванѣ съ открытымъ ртомъ и посапывалъ. Онъ спалъ.

-- Боже мой! Вотъ варваръ-то!-- проговорила Глафира Семеновна, разбудила его и сказала:-- Какъ тебѣ не стыдно спать въ такомъ мѣстѣ. Срамникъ. Вставай... Мы все осмотрѣли... Кончили... Поѣдемъ куда-нибудь... Куда ты хотѣлъ?

Супругъ поднялся съ дивана и, щурясь на свѣтъ, произнесъ:

-- Стомило маленько... Ужъ вы извините, капитанъ... Сегодня рано встали... Ѣздили въ вашъ соборъ... въ катедраль...

Они направились къ выходу. Капитанъ подалъ Глафирѣ Семеновнѣ руку. Николай Ивановичъ шелъ сзади ихъ и позѣвывалъ.

LXXXI.

Въ музеѣ супруги Ивановы пробыли не болѣе двухъ часовъ. Выходя изъ музея, Николай Ивановичъ бранилъ въ душѣ капитана, что онъ долго задержалъ ихъ въ одномъ мѣстѣ, но все-таки разстаться сейчасъ съ капитаномъ не хотѣлъ. Присутствіе капитана ему нравилось. Онъ ему все-таки служилъ компаньономъ для выпивки за завтракомъ. Могъ служить такимъ-же компаньономъ и за обѣдомъ, и вечеромъ, тѣмъ болѣе, что и Глафира Семеновна будетъ смотрѣть на него, Николая Ивановича, снисходительнѣе, если онъ будетъ пить съ гостемъ, т. е. съ капитаномъ.

-- Никуда сегодня васъ, Иванъ Мартынычъ, отъ насъ не отпустимъ, никуда!-- проговорилъ Николай Ивановичъ капитану, когда они очутились на улицѣ.-- Весь день должны быть съ нами. Вмѣстѣ пообѣдаемъ, вмѣстѣ и поужинаемъ. Пообѣдать-то нельзя-ли куда-нибудь за-городъ отправиться? Глафира Семеновна, ты согласна?