Владимир Котенко - Служебный гороскоп

Пот струился по огромному лбу оратора, но он не дал себе даже короткого отдыха и продолжал песнь песней. Он был расточителен в эпитетах, сорил сравнениями, яркая гипербола шла рука об руку с цитатой, площадь аргументаций была широка, ее подпирал портик крылатых слов, внутри здания разлился пруд прилагательных, пестрели пашни метафор, колосились нивы призывов, на них паслись стада фактов под музыку обещаний, как меч, воздух, рассекал металл аргументов.

Наконец оратор кончил. Грянули аплодисменты. Аудитория не берегла ладоней, хоть и была едва жива. Это был ураган и шквал. Люстры плавали, качались и отрывались, повылетали форточки. Каждый мечтал только об одном: скорее выбраться отсюда на свежий воздух, но сидел и изо всей силы бил в ладони. Всякий думал: ничего, еще пять минут как-нибудь продержусь, хоть это и трудновато, зато оратор будет доволен. Кто не мог аплодировать сам, просил за себя это сделать другого.

Собрание осыпало оратора бесчисленными почестями. Он вновь и вновь кланялся публике. «Какие у нас, однако, люди, — думал он. — С такими людьми можно выступать». Присутствующие косили взглядом друг на друга: «Ну, кончай, хватит, пошли! А то как бы не было беды». И не могли остановиться.

И беда пришла.

Оратор вышел на трибуну и повторил свою речь на бис.

Собираясь на работу, я надел галстук не в полоску, как носили все, а черный с белым горошком.

Уже на проходной вахтер презрительно глянула на галстук и громко, чтобы слышало начальство, заявила:

— С таким субъектом я бы в разведку не пошла.

Через полчаса во всех углах шептались коллеги:

— Вы видели?

— Ах! Ах!

— И как?

— Ох! Ох!

Во второй половине дня меня вызвали к референту по исключениям. Горох резанул референта по глазам. Он долго изучал галстук, мял его в пальцах, смотрел на свет, сравнивал его со своим и делал вывод не в пользу моего. У него так тряслись руки, что он был вынужден прижать их пресс-папье.

— Кто дал вам этот галстук? — спросил референт, оглянувшись по сторонам.

— Никто.

— Не сваливайте на других! — прозвучал приказ. — Какие мотивы вы преследовали, надевая этот галстук?

— Никаких. Он гармонирует с моим костюмом.

— И только?

— Конечно. Вон ваш галстук тоже в тон костюму.

— Да, но у меня галстук в полоску, а не в горох! Это совсем другое дело. Почему вы надели этот галстук, а не какой-нибудь другой?

— Он мне нравится.

— Значит ли это, что остальные галстуки вам не нравятся? Вы это хотите сказать?

— Нет.

— Но такой вывод напрашивается сам собой. Считаете ли вы, что горошек лучше, чем полоска?

— Кому как.

— Убеждены ли вы, что полоска изжила себя и не отвечает духу времени? — спросил он еще таинственнее.

— Не знаю.

— Признаете ли вы себя виновным?

— А в чем?

— Вы сначала скажите: признаете или нет, а уж потом я скажу в чем.

— Но в чем же все-таки, по-вашему, моя вина?

Он выставил палец, как пистолет.

— Отпираться бесполезно. Чей это галстук?

— Мой.

— Нет, нет… Вы не должны признаваться сразу. У вас еще есть время. Если бы он был не ваш, как бы вы тогда ответили?

— Не мой.

— Значит, галстук все-таки ваш?

— Мой.

— А если бы он был на самом деле ваш?

— При чем здесь «на самом деле»? Он и так мой.

— Вам не удастся нас запутать, потому что это мы должны вас запутать.

— Но не могу же я сказать, что галстук не мой, если он мой?

— Вы всё можете. Надо только захотеть. Сколько вас, не считая вас? Я хочу знать, а есть ли у ваших родных и знакомых галстуки в горошек?

— Нету.

— А могут ли они это подтвердить?

— Кто «они»? Что подтвердить?

— Могут ли родные и знакомые, которых у вас нет, подтвердить, что их у вас нет?

— Не могут.

— Вот видите. Отвечайте, только сразу и не раздумывая: сколько ваш галстук имеет в длину и ширину?

— Не знаю.

— Вы умеете держать язык за зубами. Сейчас измерим.

Референт по исключениям быстро достал метр.

— Так вот, в длину он пятьдесят сантиметров, в ширину — пять. Вы удивлены? По-вашему, это мало? Вам хотелось бы, чтобы было наоборот?

— Мне все равно.

— Ах, все равно! И у вас повернулся язык сказать такое? В таком случае я для вас больше ничего не могу сделать. Нам с вами не по пути…

Актовый зал кипел представителями всех отделов, а также отдельными, глубоко заинтересованными лицами. От галстуков в полоску рябило в глазах. Было несколько человек в галстуках горошком, как и у меня, но они испуганно прикрывали их ладонями, снимали, прятали в карман. Все указывали на меня пальцем и грозили мне кулаком.

Я стоял на сцене и смотрел поверх толпы отсутствующим взглядом. Галстук, завязанный двойным узлом, съехал набок, пиджак висел в руке.

К вечеру соорудили виселицу. Главный специалист по внедрению в одежду прекрасного гибкими пальцами развязал мне галстук. Толстый конец он продел в крючок на перекладине, на тонком конце необычайно ловко соорудил петлю. Пришло время ответить за горох…

Новый капитан отличался склонностью к меланхолии. Свесится, бывало, за борт, часами смотрит в морскую пучину и вздыхает. Мучила капитана какая-то неотвязная, прямо-таки необузданная тяга к морским глубинам. У него в каюте, закрывая две стены, висел диковинный ковер, изображавший морское дно. Это была уникальная, нерукотворная вещь. Воплощенный совсем натурально, застыл морской конек, словно приготовившись к шахматному ходу. Приветливо помахивал букетами морских цветов осьминог. Как маяк, светила морская звезда. Таинственные тени. Кораллы. Ракушки. Целые гирлянды сказочных водорослей. Ни акул, ни электрических скатов, ни прочих гадов. А посреди всей этой идиллии идет человек среднего роста, весело и беззаботно, словно на Елисейских полях, размахивая тросточкой. В руке огромный чемодан. Направляется он прямо к затонувшему паруснику, из трюма которого сыплются в ил несметные сокровища.

Назывался ковер «Морской рай» и производил необыкновенное впечатление. Он, как ковер-самолет, уносил матросов на крыльях мечты в иной, чудесный мир… Было в этом ковре что-то невероятно таинственное. Он бередил и тревожил душу. Команда рассаживалась вокруг и молчала. Только изредка раздавались восхищенные возгласы:

— Вот это да! Живут же рыбы!

— Да, там хорошо! — вступал в разговор капитан. — И не жарко, и не холодно. Кругом ни пылинки!

— А вы там бывали, товарищ капитан?

— О! Неоднократно!..

— Расскажите! Расскажите! — просила команда.

— Море! Сколько посвящено тебе стихов, сколько сложено в твою честь песен! К сожалению, никто не воспел морское дно. И напрасно! Лучшего места для жизни, друзья, не найти. О, как легко там дышится! Ныряешь и сразу чувствуешь, что приятный холодок охватывает твое тело. Но истинное удовольствие лежит гораздо глубже. Там, куда не проникает солнца луч, где девственный мрак, где ни одного звука. Ах, я бывал там много раз, но меня тянет туда снова и снова! Знакомые рыбешки приветливо машут плавниками, каждая тварь рада тебе до безумия, чувствуешь себя как рыба в воде. Спустившись на дно, я плавал и резвился, как мальчишка, покрывал мили со скоростью подводной лодки. Зарывался головою в ил, играл в рули с медузами… Я счастлив!.. Нет, мы обкрадываем самих себя тем, что живем здесь, а не в море. Там лучше, поверьте мне. Там лучше!