Владимир Котенко - Служебный гороскоп

Вот как можно легко решить все проблемы, если смотреть на человека как на небольшую передвижную электростанцию, каковой он, по существу, и является.

Из-за Нила находила гроза. Синее, как лазурь, небо до половины закрылось, как театральным занавесом, черной зловещей тучей. Послышались глухие дальние раскаты грома. И вот этот гром, бой барабанов, звуки труб, крики толпы: «Жизнь! Благоденствие! Здоровье великому фараону!» — слились в одну торжественную оду по случаю восшествия на престол Хеопса. Статный, красивый тридцатилетний Хеопс впервые сел на трон. Началась церемония. Жрец надел ему на голову парик со множеством косичек, нацепил бородку, похожую на кошачий хвост, дал в руки жезл и плетку — символы царской власти. Совсем иначе выглядел Верховный Жрец. Священнослужители брили лицо и голову, а Верховному еще была положена шкура пантеры, которую он перекинул через левое плечо. Воины огласили воздух трубными звуками и ударами копий о щит, приветствуя третьего фараона четвертой династии. Жрец упал на колени, касаясь лбом пола.

— Поднимись, Жрец, — приказал Хеопс.

— Не смею. Весь наш народ сегодня стоит перед тобой на коленях, о Хеопс. С сегодняшнего дня ты вступил на трон, теперь ты новое солнце державы.

Хеопс поднялся с трона, властным, но мягким усилием рук поставил Жреца на ноги.

Из толпы подданных вышел Зодчий с камнем и молотком в руках. Он сказал своим сиплым голосом:

— О мой повелитель! Вытяни вперед руку! Грудь колесом! Я хочу воплотить тебя в величественной позе. Не шевелись, о богоподобный. Сейчас я отсеку от этого камня все лишнее, и останется только твоя статуя. Какой у тебя чеканный профиль, какой волевой подбородок! Каждый творец мечтал бы иметь такую натуру. Мы установим статую в твоей пирамиде.

— Но у меня нет пирамиды, — заметил Хеопс.

— Будет! — воскликнул Жрец.

Приблизилась томная, пышных форм женщина, тронула струны арфы и запела грудным низким голосом. Это была придворная Поэтесса.

— О никем не рожденный и ни от кого не происходящий! О никуда не уходящий и ниоткуда не приходящий, а только восходящий и никогда не заходящий…

— Что это? — пожал плечами Хеопс.

— Стихи для твоей пирамиды, о Хеопс. Их напишут на стене в назидание потомкам. А сочинила их я.

Поднялся ветер, и туча над Нилом заметалась, словно призраки от слов заклинателя. Вперед выступил Историк, невысокий человек, одетый с чрезвычайной роскошью. Он подал Хеопсу толстый папирус.

— Прими этот папирус, о живущий вечно. Тут твои воспоминания о ратных подвигах.

— Мои? Я их не писал.

— Их составил я, твой придворный историк. Но будет считаться, что автор ты. Тут описаны боевые походы на Вавилон. Тексты будут высечены на стенах твоей пирамиды.

— Я не участвовал в походах.

— Какое это имеет значение. Ты был храбр, как лев. Скакал впереди войска на боевой колеснице. Наводил ужас на врага, давил его конем и разил копьем.

— Я не был на войне!

— А это никого не интересует. Народ любит доблестных царей. Нашлась уже сотня свидетелей, сражавшихся с тобой бок о бок. Тысяча! Они вещают на улицах и площадях о твоем бесподобном героизме. Они свидетельствуют о твоем полководческом даре. Они тебя…

Хеопс в гневе разорвал папирус.

— Что?! — ужаснулся Историк. — Тебя не устраивает моя история? Я ее перепишу. Я почти каждый год переписываю историю заново. Такова моя планида. Увы, историк это человек, который предугадывает прошлое.

— А зачем его предугадывать? — спросил Хеопс. — Оно хорошо известно.

— Ошибаешься, о великий! Прошлое известно еще меньше, чем будущее.

На лице Хеопса читалась твердая уверенность, что его не переубедить. Он приказал Писцу:

— Писец, запиши указ. Отныне я запрещаю себя цитировать.

Историк в ужасе замахал руками:

— А как жить без цитат? Заблудимся, словно в пустыне.

— Цитируйте прошлых великих фараонов.

— Они умерли вместе со своими цитатами.

— Впрочем, одну цитату я разрешаю, — улыбнулся Хеопс. — Вот она: «Запрещается цитировать фараона». Повелеваю повесить это изречение на каждом углу. Впредь я запрещаю себя ваять, лепить, рисовать. Пусть народ знает меня по делам, а не по бюстам, портретам и барельефам. Запрещается льстить фараону, в том числе в стихах. Лесть сгубила многих хороших правителей.

Поэтесса прижала к груди арфу, что означало высочайшую степень волнения.

— О Хеопс, но о чем же писать поэтам, если нельзя о царе?

— Пишите о любви, о птицах и зверях, о восходе и заходе солнца. Взгляни, как красив Нил после дождя. А каким бездонным кажется это безоблачное небо.

— Да, это красиво, но за это мало платят, — вздохнула Поэтесса.

Хеопс отослал ее жестом руки, намереваясь заняться государственными делами. Вновь обратился к Жрецу:

— А теперь, Жрец, мне нужен твой мудрый и опытный совет. Как царствовать, чтобы стать великим? Как править страной, чтобы все были довольны? Я хочу прекратить войну с Вавилоном, там гибнут лучшие сыны государства. Я мечтаю уменьшить подати и налоги. Нищета народа ужасает. Я хочу встряхнуть наше сонное, застывшее в веках государство. Казнокрадов в шею! Неправедных судей — под суд! Обновить ирригационную систему. Накормить народ, дать ему покой, счастье и благополучие. Так с чего начать, Жрец?

— С пирамиды, — ответил Жрец.

— С пирамиды?! А зачем? Я еще так молод. Жизнь только начинается.

— Настоящая жизнь начинается только после смерти, когда бог Ра повезет тебя на своей священной колеснице по подземному морю.

— Жизнь после смерти?! А сейчас что я делаю? Разве не для меня плывут по небу прекрасные облака? Разве не мне поют песни юные девы, стройные, как пальмы? Разве не в мою честь бьют барабаны и звучат фанфары?

Жрец пояснил терпеливо, с улыбкой, словно ребенку азбучную истину:

— Все это только подготовка к настоящей жизни, о мой повелитель. Начинать надо с гробницы! Все фараоны так делали. Это незыблемая традиция.

— Я нарушу ее! — вскричал фараон.

— Нельзя, мой повелитель! Тебя не поймут.

— Поймут!

Хеопс встал и обратился к толпам народа:

— О мой народ! Всем наш привет и поклон! Сейчас я произнесу тронную речь.

Стихла музыка, барабаны, шум толпы.

— О мой великий народ! Я не буду строить пирамиды. Прочь роскошные гробницы! Все силы, все финансы, всю мощь страны я употреблю на твое благо, мой народ. Я дам вам счастья больше, чем в Вавилоне. Что же вы молчите, люди?