Владимир Котенко - Служебный гороскоп

Солнце ушло за пирамиды, и на небе повисла луна, словно высеченная из камня. Толпа молчала.

— Повторяю, люди! Главная идея моего царствования — не строить пирамиду.

Хеопс растерянно обратился к своим приближенным:

— Они опять молчат. Странно… Люди, вы что, не хотите счастья и благоденствия? Если хотите, ответьте мне криками.

И в этой тишине раздался всего лишь один возглас, Писца:

— Да здравствует фараон! Пойми, Хеопс, их так часто водили прежде за нос, что они не верят общим словам. Определи конкретные сроки, повелитель.

— Ты прав, — согласился Хеопс. — Клянусь Осирисом, я дам вам, люди, счастье через пять лунных лет.

Толпа молчала.

— Опять мне никто не верит…

— Я тебе верю, о восходящей высоко, — поклялся Писец.

— И я верю тебе, папа, сказала волоокая Хент-сен, дочь Хеопса.

— Спасибо, Писец, спасибо, доченька, но двое — это мало, чтобы проводить государственную политику.

Жрец дал совет:

— Строй пирамиду, Хеопс! И у тебя будет много последователей!

Писец возразил:

— Не строй ее, Хеопс, и у тебя их будет еще больше!

— Молчи, щенок! — буркнул Жрец.

В кучке придворных испуганно шептались:

— А что рисовать художникам, если нет пирамиды? — спрашивал Зодчий.

— А что воспевать поэтам? — ахала Поэтесса.

— О чем свидетельствовать историкам? Без пирамиды история суха, словно обед без вина, — качал головой Историк.

К толпе обратился Жрец:

— Люди! Вы только что прослушали тронную речь нового фараона, великого Хеопса. Вы обратили внимание, какой у нас скромный, замечательный фараон? Он отказался от пирамиды. Счастлива страна, у которой такой бескорыстный царь. Благословенны ее пути. Такой правитель заслуживает самой высокой пирамиды в мире. Скромность власть предержащих ценится высоко. Неужто мы с вами, люди, будем столь неблагодарны, что не построим ему пирамиду? Я уверен, что тысячи и тысячи египтян будут много лет трудиться, чтобы воздвигнуть в честь Хеопса величайший в мире каменный монумент. Он нам нужен, о народ! Он вдохнет в нас силы, надежду, как ветер в поникший парус. Если мы, встретив трудности в делах, вдруг усомнимся в своих силах, то достаточно подумать о ней, о пирамиде, и мы обретем уверенность. Если мы почувствуем усталость в час, когда ее не должно быть, мы вспомним о пирамиде, и усталость уйдет от нас, как звезда с утреннего неба. Если мы замыслим нечто большое, великое, то подумаем о пирамиде, и работа пойдет споро…

Хеопс тронул шкуру пантеры, чтобы прервать этот поток слов. Жрец остановился. Хеопс сказал ему:

— Говорить ты умеешь, но я не узнаю тебя, Жрец. Ты был моим воспитателем в детстве и в наших длинных беседах учил меня служить народу, а не гробнице. Помнишь?

— Ты прав, Хеопс! Но обстоятельства изменились. Тогда ты не был фараоном, я не был Верховным Жрецом. Теперь в наших с тобой руках власть, судьбы людей и родины. Ты первый, я — второй. Нам надлежит быть очень осмотрительными, осторожными и свято хранить традиции отцов.

— Я не хочу быть пленником старых догм. Нужны перемены! Срочные реформы!

— Только не перемены, Хеопс. Упаси тебя бог от реформ. Застой стране на пользу.

— Не понимаю, как может быть на пользу застой? Объясни.

— Египет жил тысячу лет только потому, что был скован традициями, как бочка обручами. Все шло по одной схеме: сегодня — как вчера, завтра — как сегодня. Дни, века, тысячелетия один к одному, как камень к камню. Это великий дом. А между прочим, фараон и значит — великий дом. Только тронь один камень, и посыплется вся пирамида. Если что и менять, то незаметно, потихоньку. Провозгласи реформу и тут же о ней забудь.

— Народ напомнит, — пожал плечами Хеопс.

— А ты другую провозгласи, третью, четвертую. И никто не разберется, какая реформа действует, а какая нет. Ты прослывешь великим реформатором, но все останется незыблемым, как при наших дедах.

— Проклятье! Я отказываюсь все это слышать. Не ты ли учил меня искусству властвовать? Не ты ли заклинал меня никогда не врать народу. Не ты ли призывал дерзать, а не плыть по течению?

— Я! Я! Я! Но теперь мы правим, Хеопс! И мы должны быть хранителями, а дерзают пусть другие.

Высоко в небе, кружась спиралями, перекликались орлы, сверля неподвижный воздух жалобным металлическим клекотом. Хеопс проводил их долгим взглядом и заключил беседу:

— Итак, насколько я понял, стоит вопрос: счастье против пирамиды. Я выбираю счастье.

— Молю тебя, Хеопс, — торопливо говорил Жрец, — не надо. Есть ценности, значащие больше, чем сам фараон. Это интересы государства. Счастье! А что такое счастье? Как ты его понимаешь?

— Счастье — это счастье. Обильные урожаи, тучные стада, рыба в Ниле, крыша над головой…

— Мелко! Как все это мелко, Хеопс. Ну дашь ты каждому феллаху по корове, ну наградишь его лодкой, чтобы плыть по Нилу, ну накормишь, дальше что?

— Научу читать папирусы.

— Прочтут. Дальше?

Хеопс ответил в некотором замешательстве:

— Пусть поют песни.

— Спели. Дальше.

— Ну… Пускай танцуют…

— Вот видишь, Хеопс, тебе нечего противопоставить пирамиде. Песни, танцы… Пустяки! Только пирамида способна светить в пути, только великая цель способна сплотить народ! Только большая цель объединит людей.

— Нет, Жрец! Объединяет смысл, а не цель. Я выслушал тебя, мой учитель, моя правая рука, а теперь я буду поступать так, как велит мне мой долг. И сегодня же начну реформу. Казна пуста, а мы содержим при дворе огромное число прихлебателей.

Хеопс повернулся назад. За его спиной стояло трое с опахалами в руках. Первый махал опахалом над Хеопсом, второй над первым, третий над вторым. Все это выглядело забавным, но так было испокон веков, и уже ни у кого не вызывало улыбку.

— Ты кто? — спросил Хеопс первого Опахальщика.

— Человек, который держит над тобой страусовое опахало, — был ответ.

— А ты кто?

— Человек, который держит опахало над человеком, держащим над тобой опахало, — ответил второй Опахальщик.

— Ну а ты?

— Я держу опахало над человеком, который держит опахало над держащим опахало над тобой…

— Хватит! — вскричал фараон. — Я запутался, как птица в сетях.

Жрец снисходительно пояснил:

— Так строится пирамида величия, о Хеопс! Основание пирамиды — народ, вершина — фараон, стены — жрецы и чиновники.

— И всем платит казна?

— Конечно. Они все из знатных родов, они кирпичики пирамиды.

— В шею! — затопал ногами Хеопс. — Вон из дворца!

Опахальщики разбежались. Голос Хеопса гремел, наводя ужас на придворных:

— Уволить всех льстецов, писцов, скороходов, звездочетов, поэтов и историков! Долой всех бумагомарателей. На всю страну хватит одного писца, моего собственного. На улицу — всех толкователей снов и телохранителей.