Владимир Сумин - Байки из мавзолея. Роман в анекдотах

— Темнота! Пусть привыкают, что мужики и бабы носят разное.

И о чем-то шушукался тайком с приезжими.

Ссыльные вышагивали по деревне гоголями. С воли непрерывным потоком шли отличные новости.

То там, то сям возникали все новые марксистские кружки. Число членов в них непрерывно росло. Марксизм охватил широкие массы.

В кружки потянулась совсем особая публика — разночинцы, интеллигенция.

— Интеллигенция — это мозг нации! — радовался Троцкий.

— Интеллигенция — это не мозг нации, — яростно возражал ему Владимир Ильич. — Это говно.

И ведь прав оказался мудрый революционный вожак!

Сам Владимир Ильич увлекся литературным трудом. Надежда Константиновна и радовалась, и огорчалась.

Радовалась, что пишет много. И понятно, что не бесплатно. А огорчалась, потому что ей приходилось переписывать его каракули.

Впрочем, она быстро нашла выход — отыскала среди ссыльных молодую девушку по имени Инесса Арманд и привлекла ее к сотрудничеству.

У них с Владимиром Ильичом как-то легко все сложилось. Он уже не писал сам, а диктовал. Обычно они закрывались в комнате.

— Чтобы ничего не отвлекало, — пояснял Владимир Ильич.

Верная подруга Роза Землячка скептически покачивала головой. Но сколько бы они не заглядывали в замочную скважину, всегда видели одно: Владимир Ильич расхаживал по комнате и говорил, а Инесса аккуратно писала. При этом всегда была в юбке и блузке. И причмокивала губами и высовывала язык.

— Это у нее от старания, — говорил Владимир Ильич. — В школе отличницей была.

И Надежда Константиновна ослабила контроль.

Всякого нормального человека ссылка бы, как минимум, огорчила. Но революционеры — народ особый. Им чем хуже, тем лучше.

Рассуждали они при этом так.

Ссылка — это серьезнее, чем тюрьма. И, если их наказывают сильнее, стало быть, их больше боятся. А значит крах царизма где-то рядом. И это наполняло их сердца радостью и счастьем.

Зимние вечера тянулись долго. На улице царили холод и темень. Ссыльные собирались в бане.

Они не парились, не мылись. И даже не топили, чтобы не зашли чужие. В бане, в полутьме они располагались на полках и вели бесконечные беседы о грядущих переменах.

Много спорили. О разном.

Ну, например, по какому сигналу начинать революцию.

— По звуку горна, — предложил Кржижановский.

— Его заглушат выстрелы, — возразил Владимир Ильич.

— А если побежать с криком «Ура!»? — подсказал матрос-партизан Железняк.

— Куда? — не согласился пролетарский вожак. — И с таким криком может атаковать наш противник.

— А если — по взмаху руки? — вмешался Троцкий.

— Вот! Вот! Махать! Непременно махать! — оживился Владимир Ильич.

— Много ли народа это заметит? — усомнился электрический Глеб.

— Махать, батенька, следует не с земли, а с высокой колокольни.

— А не подумают ли, что мы просто разгоняем облака? — вступил доктор Семашко.

— Махать будем не рукой!

— А чем?

— Красным пролетарским флагом! — подвел итог главный ссыльный.

Обсуждали особенности проведения революции в разных странах и даже — континентах.

Глаза азиатов природно сужены. Одни усматривали в этом преимущество: при прицеливании для стрельбы не надо тратить время на прищуривание.

Другие видели в разрезах глаз минусы. Мол, обзор в таких глазах ограничен. Враги подкрадутся сбоку и их не заметят.

Владимир Ильич оценил ситуацию по-марксистски.

— Азиатов — много. Они расположатся по кругу и свободно обеспечат наблюдение со всех сторон.

Но предметом их особого внимания было развитие представления о будущей коммунистической жизни.

Будущее ссыльные рисовали так.

Возле Кремля построены большие добротные сараи. Это закрома Родины. День и ночь, изо дня в день, из года в год тянется к ним вереница обозов.

Рядом с телегами, с вожжами в руках неспешно и важно вышагивают мужики. На повозки они не садятся — перегруз. Вид у возниц сытый и довольный. В окладистых бородах нет-нет да обнаружатся крошки хлеба и кусочки колбасы — от плотного завтрака.

А в их телегах чего только нет!

Мешки с мукой, сахаром, солью. Отдельно мясные продукты. Овощи-фрукты громоздятся крутой горкой. В деревянных флягах плещется свежее молоко. Тут же — сметана, масло, сливки. Живая рыба бьется в чанах с водой. А еще конфеты, пряники, сухари.

Своим обозом везут товары промышленные: кожу, ткани, янтарно-желтые лапти всяческих размеров. Платки для баб, колечки для молодых девок, спички, мыло, свечи…

С заводов и фабрик поступают и крупные изделия: сохи, лемехи, плуги, станки, разнообразная утварь.

Легкое грузят — разгружают руками. Для тяжелого используют разные приспособы. Работа кипит, не замирает ни на минуту.

Внутри, в закромах царит полный порядок. Там трудятся, не покладая рук, приемщики-распределители. Шустрые, бойкие, в очках, чтобы не допустить недогляд, они подсказывают приезжим, какую поклажу куда сложить, записывают сколько и кем сдано и взамен выдают бумажку.

Бумажка эта — не простая. Это — обменочная бумажка. По ней мужик может отовариться в другом сарае.

К примеру, сдает он пшеницу, а ему нужны сапоги хромовые да зипун — себе, цветастый платок — для дочери и сарафан в горошек — жене. Выдают за сданное мужику нужную бумажку. И по ней, пожалуйста, получай что надо.

У приемщиков-делильщиков ответственная работа. Они должны не только все принять, разложить, произвести учет и дать правильный документ. Они должны сделать это честно, по справедливости, равновесно. Чтобы никто не ушел обиженным.

Людей туда подбирали особых. Что бы хорошо владел марксизмом. И непременно имел несколько судимостей. Лучше — в царское время.

Приемщики-раздатчики объединены в группы. Есть по промышленным товарам, есть по продовольственным. Каждая занимается своим делом.

Группы эти еще называются комиссией. А их работники — члены комиссии. Или комиссары. Поскольку они все — выходцы из народа, то их еще называют народными комиссарами.

Комиссары бывают разные. И не только по приему — раздаче. Есть комиссии, которые составляют планы на будущее. Они назначают, кому, чего и сколько изготовить. Мировая революция впереди. На нее надо копить силы. И не тратить эти силы на производство лишнего и ненужного.

Бабе положено четыре платья: одно — на лето, другое — на зиму, ночная рубашка для сна и платье на выход, по праздникам. Срок на них установили три года.

Получила — носи! А чтобы не истрепалось раньше времени — носи аккуратно. Стирай, штопай, ставь заплату. Зря не надевай. Придет срок — получишь еще набор.

И вот так во всем: одежде, обуви, еде, жилью…

Кто-то спросит:

— А как же здесь человеческая природа учитывается? Ведь слаб человек. И к воровству склонен. Не углядишь — непременно утащит. Как здесь быть?