Владимир Сумин - Байки из мавзолея. Роман в анекдотах

А ведь верно. И среди комиссаров могут завестись шкурники и воры. Гниль и падаль. Негодяи и подонки.

И на них предусмотрена своя рабоче-крестьянская управа — чрезвычайная комиссия. Или сокращенно ЧК.

— Как же она со всеми справится? Уследит и усмотрит?

Запросто. Для этого существует верный и надежный способ. Полная и всеобщая грамотность — вот главный заслон от злоупотреблений.

Писать! Все будут писать. Неважно кто ты: мужик, комиссар или пролетарий. Увидел что — садись и пиши. И все равно, кто он — сосед, знакомый, сослуживец или даже родственник. Надо писать.

Один на всех. Все на одного. Каждый из каждого. В перекрестную. А ЧК разберется, кто есть, кто. И тогда в новой, преображенной стране не останется темных углов. Напрочь сгинут все людские пороки. И наступит полная абсолютная справедливость.

Так они видели будущее, в темной бане при чадящем свете лучин.

Электрические опыты с коровами Кржижановский прекратил быстро. Пока навоз шел густо, местные еще терпели. Но когда вместо молока у коров потекла простокваша, мужики отделали изобретателя ухватами и удалили от живности.

Другой бы отступил, бросил свои занятия. Но Глеб Максимилианович был не из таковых.

Революционер, марксист — он не огорчился, не сдался, не упал духом. Его целиком захватила новая идея.

Днями напролет он пропадал в сарае, таскал туда разные железки, что-то паял, мастерил. Вечерами он выбирался наружу возбужденный. Посмеивался, заговорщицки подмигивал. И на все вопросы отвечал одинаково:

— Секрет!

Сам Владимир Ильич относился к деятельности соратника снисходительно. Пользы в электричестве не видел. Но и вреда тоже. А то, что человек увлечен — пусть!

Примерный марксист, в спорах всегда занимает позицию вождя. Голоса против не подает. Предан. Словом, свой. Какие к нему могут быть претензии?

А тот продолжал свою деятельность. И однажды объявил:

— Готово!

И сообщил, что вечером будет демонстрировать электрическую световую установку.

В конце дня все собрались в бане. Расселись. Кржижановский внес свой аппарат, поставил на стол. И сдернул покрывало.

Марксисты увидели два круглых железных диска, стоящих один напротив другого и соединенных общей осью. Сверху над дисками на проволоке на оси крепились два металлических шарика. Позади одного диска виднелась ручка.

— Ну! — выдохнул изобретатель. — Начали!

Он стал медленно вращать ручку, постепенно ускоряясь.

— Гасите! — загробным голосом потребовал он.

Революционеры погасили лучины.

Круг стал вращаться все быстрее. Появился шум. Что-то зажужжало, зашипело. И неожиданно между шариками вспыхнула ярко-белая искра.

Кржижановский продолжал наращивать обороты. Шум усилился. Искры стали появляться все чаще и чаще пока не слились в белую пульсирующую нить.

Вокруг шариков что-то трещало. Пахло как после грозы. Действительно стало светло. Но недалеко.

— Вот оно! — воскликнул мастер, наяривая ручкой.

— Достаточно!

— Верим, верим!

— У меня от мельтешения голова заболела, — пожаловалась Роза Землячка.

Изобретатель вошел в раж и не останавливался.

— А если дотронуться? — поинтересовался Дзержинский.

— Попробуйте! — азартно предложил тот.

Феликс Эдмундович послюнявил большой и указательный палец. И коснулся ими шариков.

Нить мгновенно потускнела и сделалась темно-коричневой. По телу будущего стража революции пробежала судорога. Лицо перекосило. Из угла рта полилась белая вспененная слюна. Глаза закатились под лоб. Железный Феликс рухнул на пол.

— Ах!

Изобретатель бросил крутить и диск остановился.

Кто-то быстро зажег лучину. Феликс Эдмундович не шевелился. Роза Землячка упала на пострадавшего, взасос впилась в его губы. И, лежа на будущем памятнике, стала совершать непристойные движения телом.

— Что ты делаешь, Роза? — попытался снять ее с Дзержинского матрос-партизан Железняк.

— Это искусственное дыхание. Не мешайте, батенька. Роза, продолжайте! — вмешался Владимир Ильич.

Дзержинский, наконец, открыл мутные глаза и увидел пыхтящую на нем соратницу. Он скривил лицо и сделал отстраняющее движение рукой. Роза слезла с пострадавшего.

— Знаете, батенька, забавная штуковина, но практической пользы никакой! — вынес вердикт вождь. — И света мало. И человека надо ставить для верчения ручки.

Феликс Эдмундович, еще лежа, нашел глазами изобретателя, слабо улыбнулся и поднял вверх обугленный большой палец. А когда окончательно пришел в себя, отвел соратника в сторону и с чувством пожал ему руку.

— Спасибо, товарищ! Замечательный аппарат!

Шушенское добавило Владимиру Ильичу почета и уважения. Именно тогда соратники стали называть его пламенным революционером.

И вовсе не потому, что он носил в кармане спички, хоть сам и не курил. И не из-за того, что во время выступлений так энергично крутился в разные стороны, что если бы в руках он держал палочку, а в ногах дощечку, то он мог бы вызвать трением огонь.

В Шушенском родилась известная пролетарская традиция — сходка на природе или маевка.

И пикники, и причастность Владимира Ильича к огневым процессам — вещи между собой очень и очень связанные…

Зима в Сибири долгая. Снега выпадает в человеческий рост — по гостям особенно не походишь. За зиму ссыльные здорово угорали от лучин на своих посиделках в нетопленной бане.

Зато как потеплело, сошел снег и зазеленели земля и деревья, революционеры всем гуртом двинулись на природу. Набрали провизии, выпивки и потянулись на пикник, в лес. Благо он был рядом.

Там они облюбовали подходящую полянку, разожгли большой костер и развлекались, как умели.

Зиновьев и Каменев показывали карточные фокусы. Надежда Константиновна пела под балалайку революционные песни. Владимир Ильич подыгрывал ей на бубне. Троцкий зачитывал вслух прокламации и воззвания. Дзержинский ловил лягушек и отрезал им лапки, уверяя, что для французов это деликатес. А доктор Семашко готов был привести в чувство любого посредствам нашатыря.

Гудели до вечера. Всем было весело. Пикник удался на славу.

Когда мероприятие закончилось, костер решили потушить старым народным методом. Женщин отправили назад. А мужчины принялись за дело.

Но то ли выпивки было слишком мало, то ли костер оказался слишком большим, но мощи им не хватило. Кое-где осталось тлеть.

— Может, вернем дам? — предложил Троцкий.

Владимир Ильич к совету товарища отнесся настороженно. Он сразу почувствовал подвох.

Костер — широкий. И как бы, к примеру, Надежда Константиновна не старалась, одна нога обязательно попадет на угли. И при этом пострадают ее совсем новые сапоги на шнуровках. Владимиру Ильичу придется вступать в непредвиденные расходы.