Владимир Сумин - Байки из мавзолея. Роман в анекдотах

Врагов у революции было несметное количество. Появлялись они как грибы после дождя: не успевали выкосить одних, как возникали другие.

Феликс Эдмундович, главный страж революции, трудился без отдыха. Заметил это и пролетарский вождь.

— Что-то, батенька, у вас вид усталый? — участливо спросил он, увидав соратника в коридорах Кремля.

— Работаю, — скромно ответил тот.

— А что это у вас за бурые пятнышки на руках? — лукаво осведомился глава государства.

— Да это… так… — смутился Дзержинский, пряча руки за спину.

— Поди, ржавчинка? Слышал, вас железным человеком величают! — по-доброму улыбнулся Владимир Ильич.

— Шутят, — ответил глава ЧК.

— А зачем это у вас на голове лыжная шапочка? Лето ведь!

— Ношу… Голова мерзнет, — пояснил Дзержинский.

— Стало быть, холодная голова?

— Вроде того.

— А френч почему с левой стороны прожжен? Сердце горячее?

Тот в ответ пробормотал нечто невразумительное.

Нарком просвещения Луначарский поведал Владимиру Ильичу на ушко:

— С допроса он. С врагами беседовал.

— И что же?

— Увлекся, снял китель и нечаянно положил на него горячую папиросу.

— А шапка? Зачем шапка?

— Он на службе всегда в ней. На лицо натянет, одни прорези для глаз — его никто не узнает.

— И зачем это?

— Маскируется. Вы же знаете, сколько у нас врагов среди своих.

— Знаю. И не понимаю: что же здесь стесняться? С врагами революции нужно обращаться по всем требованиям пролетарских норм. В товарище Феликсе каждый должен видеть пример для подражания. Именно таким и должен быть настоящий чекист — холодная голова, горячее сердце и — всенепременнейше! — чистые руки… Кстати, — он обратился к главному чекисту, — возьмите у товарища Цюрупы сто килограммов хорошего хозяйственного мыла.

— Зачем?

— Пусть умоется весь ваш личный состав, товарищ Феликс Отмутузович.

Феликс Эдмундович Дзержинский в своей революционной среде слыл известным модником. Брюки он гладил, сапоги чистил ваксой, бородку стриг на конус и имел специальную расчистку для удаления угнездившихся в растительности насекомых и остатков еды.

После отсидки он непременно посещал баню, парикмахерскую и обязательно покупал новую одежду. Любил в одежде выделяться и носить то, что не было ни у кого.

Выглядел он всегда вальяжно. Вид имел ухоженный. Его даже часто принимали за переодетого жандармского офицера.

И после революции он своим привычкам красиво одеваться и отлично выглядеть не изменял.

Тем удивительнее было наблюдать его на самом известном памятнике на площади. Если кто не помнит — он стоит там в полный рост, в длинной до пят шинели.

Почему стоит — понятно. Он — страж. А стражу положено стоять. А вот почему на нем такая диковатая одежда — вызывает вопросы. Шинелька-то вроде и обычная, но какой длины — в пол, в землю.

Ходить в ней крайне неудобно — и грязнится на ходу, и в полах можно запутаться и упасть. И не ревматик, чтобы ноги постоянно в тепле держать. Да и не сморчок, не шибздик, чтобы длиной рост увеличивать.

Ну и скажите, пожалуйста, — зачем она такая?..

Как-то Феликс Эдмундович появился в Кремле в черной кожаной куртке. Обновка отливала на свету стальным блеском. Круглые черные пуговицы походили на наставленные в упор пистолетные дула.

— Превосходная вещица! — оценил обновку Владимир Ильич. — И где это, батенька, вы ее раздобыли?

— С оказией, — уклончиво ответил главный чекист, отводя глаза в сторону.

— Эксанули, небось, какого-нибудь недобитого буржуя? — сощурил глаза пролетарский вождь.

— Да я это… того…

— А вы не смущайтесь, — поддержал чекиста Лева Троцкий. — Если и сняли с кого — это ваша работа.

— Это из Турции… Привезли, — гнул свое железный человек.

— Феликс Эдмундович, — подкатила к нему молодая революционерка Лариса Рейснер, — а вас не затруднило бы?..

— Что?

— Очень хотелось бы такую. Она такая удобная.

Лариса Рейснер смело погладила грозу врагов революции по плечу.

— Могу содействовать в приобретении, — огладил бородку польщенный чекист, с удовольствием рассматривая юную соратницу.

Льву Давыдовичу это сильно не понравилось. Он сам имел виды на барышню. Хотел передать ей свой революционный опыт и научить стрелять из большого парабеллума. Чтобы воспитать в ней настоящего бойца за счастье трудового народа.

А тут этот памятник вмешался.

Поднимать бучу Троцкий не стал. Попозже он подошел к Владимиру Ильичу.

— А не замутить ли нам революцию на Туретчине?

— Зачем нам, дружочек, чужая земля?

— Там прекрасные курорты. Можно послать на отдых активных партийцев.

— Это можно делать и сейчас.

— Сейчас — нельзя. Они проникнутся тлетворным влиянием капитализма и переметнутся на сторону наших идейных врагов.

— Что вы, батенька, предлагаете?

— А что, если послать туда наших бакинских товарищей? Комиссаров? Человек двадцать шесть?

— Под каким предлогом?

— Якобы для проведения торговых операций. С деньгами.

— Что ж, батенька, дерзайте! — благословил вождь.

Лев Давыдович собрал всю бригаду, что-то долго им втолковывал. Потом раздал деньги и лично усадил на поезд.

Лариса Рейснер заполучила от главы ЧК прекрасный кожан нежного коричневого цвета. Лариса сияла. Надежда Константиновна поджимала губы и отводила глаза в сторону. Роза Землячка шептала вслед юной партийке что-то неприличное. Правда, очень тихо.

Шли слухи, что Ларисе выписали бессрочный пропуск на Лубянку. Лев Троцкий гаденько улыбался в ладошку и голосом своих чувств не выражал.

Спустя некоторое время Троцкий встречал своих турецких подельников на вокзале. Бакинские комиссары в полном составе высыпали на перрон с огромными парусиновыми баулами.

— Ну как?

— Все в порядке.

Баулы погрузили в грузовик. И уже на следующий день весь личный состав ЧК щеголял в новеньких кожаных куртках.

Лариса Рейснер рыдала навзрыд. Страж революции метался по Кремлю:

— Расстреляю всех!

Он ворвался в кабинет вождя революции злой, взбудораженный, с трясущимися губами.

— Государственный переворот? Белые в городе? — встревожился Владимир Ильич.

— Негодяй! Подлец! Мерзавец!

— Кто?

— Троцкий.

— Да что случилось?

Дзержинский путано и сбивчиво рассказал о происшедшем.

— Стоп! Стоп! Кажется, я понимаю. Тужурки похожи на вашу?

— Ну да!

— И что тут плохого? — удивился Владимир Ильич. — У чекистов будет своя униформа.

— А то… — начал было Феликс Эдмундович и смолк.

Вот после этого случая Феликс Эдмундович и стал носить свою знаменитую долгополую шинель. В этот раз повторить его уже никто не мог. Потому что ходить в такой шинели было совершенно невозможно.