Владимир Сумин - Байки из мавзолея. Роман в анекдотах

— Исаак Гольденвейзер, — сдержанно поклонился тот.

— Замечательно, товарищ Исаак! Хотелось бы послушать в вашем исполнении бессмертные произведения композитора Бетховена.

Гость снова вежливо наклонил голову.

— Прошу! — Владимир Ильич жестом пригласил музыканта к инструменту.

Тот устроился на табурет, открыл крышку рояля и быстро пробежался по клавишам, проверяя настройку. И заиграл.

Владимир Ильич откинулся в кресле и закрыл глаза. Феликс Эдмундович вставил в уши тампоны, чтобы не рассеивалось внимание, и следил за пальцами пианиста. В дверях застыл чекист с расстегнутой кобурой.

— Еще, пожалуйста! — попросил вождь, когда музыкант остановил игру.

Феликс Эдмундович кивнул головой в подтверждение просьбы. И Исаак Гольденвейзер продолжил.

Владимир Ильич, не открывая глаз, чуть покачивал головой. Руки его свободно лежали на подлокотниках кресла. Он полностью отдался музыке.

Феликс Эдмундович не сводил глаз с музыканта. Часовой в дверях не шевелился.

Холодный рассвет вполз в пустые кремлевские покои. По коридору застучали шаги первых служащих.

— Достаточно! — Владимир Ильич остановил игру.

Музыкант снял руки с клавиш и осторожно закрыл крышку.

— Браво, браво! — захлопал в ладоши вождь, открывая глаза. — Спасибо, батенька, порадовали. Премного благодарен, столько чувств, эмоций, экспрессии! А, Феликс Эдмундович? — обратился он к соратнику.

— Ага! — подтвердил тот, вытаскивая из ушей тампоны.

— Скажите-ка батенька, — поинтересовался Владимир Ильич, обращаясь к музыканту, — Феликс Эдмундович ведь наверняка пообещал вам что-то хорошее?

— Пообещал, — бесцветным голосом сообщил тот.

— А что?

— Да… — начал было музыкант, но глава ЧК прервал:

— Человек все ночь работал. Надо бы ему отдохнуть.

— Верно, верно! Совершенно не возражаю. Отдыхайте, товарищ!

Сотрудники Дзержинского унесли рояль и увели музыканта. Владимир Ильич снова обратился к соратнику.

— Ну-с, батенька, рассказывайте!

— Что?

— Он так вдохновенно играл!.. Что же вы нашему артисту пообещали хорошего?

— Да как вам сказать… — задумался соратник, нагибаясь за неожиданно выпавшим из кармана электрическим шнуром с оголенным концом. — В общем, он нам сегодня не понадобиться.

И он возвратил провод на место.

Случались в истории революции весьма сложные моменты. Когда будущее висело на волосе. И запросто могло обрушиться. И роль Феликса Эдмундовича в противостоянии такой вероятности раскрыта еще мало. А ведь и революция могла пойти прахом, не вмешайся он лично…

Итак, революция свершилась. Партия взяла вверх. Дело жизни Владимира Ильича было выполнено. Цель — достигнута. Можно было почивать на лаврах. И уделять больше внимания личной жизни.

Был у пролетарского вождя один грешок. И звали его Инессой Арманд. Знали ли про его шалости сподвижники? Да, знали. И по-мужски относились к этому весьма снисходительно. Кто без греха?

Партийцы-то свое тоже не упускали. У Троцкого была вторая жена. Бухарин женился на молоденькой. А уж про похождения усатого кавказца слышал всякий — у него во всех ссылках обнаруживались дети.

Знала ли о проказах своего супруга Надежда Константиновна? Или не ведала? Сложный вопрос…

Но мудра, очень мудра была офицерская дочь!..

Она то ли не замечала, то ли делала вид, что не замечает, а может по женской своей хитрости не придавала происходящему никакого значения.

Ведь что русской бабе от мужа надо?.. Чтоб приносил зарплату, ночевал дома, не пил, не дрался, не буянил. Что б положение в обществе имел. И все это у нее было. Чего ж еще желать женщине в браке?..

Но как-то незаметно, исподволь поведение вождя стало соратников напрягать. Нужно рулить страной, вести, как говорится, корабль правильным курсом, а кормчий от этих задач категорически уклонялся.

Жене говорил, что у него пленум, народным комиссарам, что готовится к партконференции, а сам с Инессой уединялся где-нибудь на конспиративной квартире и расходовал революционные силы не по назначению.

На совещаниях у него внимания никакого. Свою рассеянность и не скрывал:

— Думаю о мировой революции!

А сам прикидывал, где бы с подругой пересечься.

Кто не все знал, удивлялись:

— Что это с вождем твориться? Ни советов, ни тезисов, ни наставлений. Как будем жить дальше?

Среди ближайших соратников возник ропот. Правда, тихий и негромкий. Впрямую сказать вождю боялись — вдруг включит в расходную ведомость к Феликсу Эдмундовичу?

Вот тогда он и сам забил тревогу:

— Вождь гибнет! Его от этой бабы спасать надо!

— Оторвать от ведьмы!

— Уничтожить вампиршу!

— Нам без его мыслей и идей революцию не удержать!..

Был немедленно разработан план возврата вождя в лоно марксизма. Осуществить его и поручили товарищу Дзержинскому.

Он долго о чем-то беседовал с Надеждой Константиновной, пока та, наконец, не согласилась:

— Ладно. Я помогу.

И вскоре у нее состоялся с мужем крупный разговор.

— Володя, почему ты с Инессой постоянно запираешься в комнате?

— Чтобы не отвлекали. Я лучше сосредотачиваюсь.

— Вы чем там занимаетесь?

— Моей пиской.

— Что?

— Я диктую, она пишет.

— А почему, когда я зашла, на полу валялись ее трусики?

— Это были твои трусики, Надюша.

— Мои — на мне.

— Запасные. Они выпали из шифоньера, когда я полез за носовым платком.

— Они на три размера больше моих!

— Может быть. Это наша доля с экса у одного замоскворецкого купца.

— Скажи, а почему у Инессы Арманд пятеро детей, а у нас ни одного?

— Мы — революционеры, отдаем все силы борьбе за счастье трудового народа. А у Инессы муж далек от наших идеалов. Живет для себя.

— А почему дети похожи на тебя?

— Ничего удивительного. Мы люди одной расы, генотипа, воспитания, образования. Питания, наконец. Естественно, что каждое следующее поколение похоже на предыдущее.

— На тебя, на меня, на Феликса Эдмундовича?

— Да, да, да! Совершенно верно.

— Теперь понятно, почему трое — вылитый Феликс.

— Как ты определила?

— Это же очевидно! Ручки — чистые, лобики — холодные, сердечки — горячие.

— Руки — помыли, лобики — с мороза. А как ты установила, что сердце горячее?

— По температуре. Под левой подмышкой она на один градус выше.

— Безобразие! Черт знает что! Больные, убогие дети! А Феликс! Каков Феликс!..

Владимир Ильич несколько дней не разговаривал с товарищем по партии. А на заседании Совнаркома объявил соратнику строгий выговор.

— За что? — опешил тот.

— За неправильное оформленные документы.

— Какие документы?

— Ман-да-ты! — с расстановкой ответил Владимир Ильич.