Владимир Сумин - Байки из мавзолея. Роман в анекдотах

Когда все расходились, Владимир Ильич шепнул Сталину:

— А здорово вы, батенька, насчет этих колхозников придумали.

— А что?

— Если крестьян не будет, то и землю никому отдавать не надо. Колхозникам-то мы ничего не обещали.

Споры в большевистской среде не утихали и после революции. Особенно много спорили по поводу равенства. Как сделать людей равными? Ведь без равенства невозможно ни братство, ни счастье.

Семашко предлагал пойти хирургическим путем. Но предупреждал, что хирургов может не хватить. Дзержинский ему возражал. Мол, хватит. Мол, сотрудники ЧК могут достойно исполнить обязанности хирургов. Но тут уж Владимир Ильич не согласился.

— Если сотрудники ЧК отвлекутся от основной работы, кто останется охранять революцию?

Коба делал упор на одинаковую одежду. А чтобы мужчина и женщина могли найти друг друга и продолжить человеческий род, людей обозначать номерами. Четные — девочки, нечетные — мальчики.

Только население большое, числа окажутся длинными, может случиться путаница.

А меньшевики же считали, что равенство — это обман, и оно вообще недостижимо.

Казалось бы — все, тупик, безвыходное положение. Людей завлекли, наобещали и обманули. Но надо знать партийцев. Они без устали искали. И нашли…

Народные комиссары питались в Кремле в столовой самообслуживания. Все добровольно становились с подносами в очередь и двигались от хлеба и салатов до первых блюд к кассе.

Без очереди разрешалось только Владимиру Ильичу, что и понятно: не простой человек — вождь, страной верховодит, свободного времени совсем нет.

Еще без очереди всегда пролезал Коба. Спать он ложился поздно, спал долго, и к обеду у него возбуждался сильный аппетит.

По природе своей он был хамоват и нагловат, себя не ограничивал и пер без очереди прямо от кассы.

Партийцы эксы помнили, в глаза укорить его никто не решался. Терпели. Пока Троцкий не наябедничал начальнику караула — матросу-партизану Железняку.

Тот возмутился, народного комиссара поддержал и выставил у кассы бойца с винтовкой с задачей никого без очереди не пропускать.

Железняк, конечно, имел в виду усатого кавказца. А солдатик попался молодой, неопытный, руководство в лицо не знал. И задачу исполнил буквально — останавливал всех подряд.

И надо ж такому случится: Коба в тот день проспал дольше обычного, а на кассу по своей всегдашней привычке уверенно двинулся Владимир Ильич.

— Стой! — перекрыл ему дорогу часовой. — Назад! Не велено!

— Ты что, дружочек! — петушком наскочил на него Владимир Ильич. — Революция в опасности!

— А ну вставай взад! — клацнул затвором винтовки часовой.

— Черт знает что! — возмутился Владимир Ильич. — У меня и денег-то нет!

— Я заплачу! — крикнул из хвоста очереди Троцкий. — Становитесь за мной!

Владимиру Ильичу пришлось подчиниться.

Троцкий не скрывал своего удовольствия, что оказался впереди пролетарского вождя. Впрочем, тот не обратил на это ни малейшего внимания. Он о чем-то глубоко задумался. И, еще не подойдя к кассе, где-то в районе вторых блюд, он хлопнул себя алюминиевой ложкой по лбу и звонко вскрикнул:

— Есть!

После обеда он срочно собрал Совнарком и объявил о своем открытии соратникам:

— Решение по равенству людей найдено. Вопрос снят. Если каждый будет стоять в очереди, это и будет наше настоящее пролетарское равенство. Не равенство одинаковости, а равенство возможностей.

— А по каким директивам нам действовать? — подал голос Бухарин.

— Я подготовлю.

И уже через два дня был написан труд «Очередные задачи Советской власти». И очереди, усилиями партийцев, стали выстраиваться по всей стране, в самых отдаленных ее уголках.

Долгое время Владимир Ильич к электричеству относился с прохладцей. Ну не видел в нем никакой практической пользы.

Да, заряженные эбонитовые палочки могут сильно шибануть, если ими коснутся оголенной части тела. Но как оружие малопригодно: и действуют только в ближайшем бою, и требуют перезарядки.

И с освещением та же история. Нужен свет — возьми керосиновую лампу, залей ее топливом. И не нужно ни столбов, ни проводов, ни лампочек. И ручку динамо-машины крутить никому не надо.

Кржижановский как-то вступил с ним в спор. Мол, руками ничего крутить не будем. Используем силу пара, как в паровозе.

— Так это же топка, уголь, грязь, дым, — возразил ему Владимир Ильич.

— А от керосина вонь и возможность пожара, — парировал электрический мастер.

— Зато им еще можно уничтожить клопов, — не сдавался пролетарский вождь.

— При ярком электрическом свете их можно легко обнаружить и убить руками.

— Нет, нет и нет! Мы строим коммунизм и не можем отвлекаться на утопические затеи.

И тут совершенно неожиданно на помощь изобретателю пришли народные комиссары — Дзержинский и Троцкий.

— Топку с углем можно расположить на удалении, — заявил глава ЧК. — И чада не будет.

— А провода можно прибить к потолку, чтобы не спотыкаться о них в комнате, — вставил свое Кржижановский.

— И за границей это очень развито, — поддержал своих Троцкий.

— Запад нам не указ!

— Ну хотя бы в Кремль! — нудел железный Феликс.

— Насчет Кремля — поддерживаю, — снова подал голос Троцкий. — Иной раз нужно срочно подписать директиву, а нельзя — стемнело.

— И вы же сами говорили, что мы строим светлое будущее человечества, — привел сильный аргумент Кржижановский. — А с керосиновыми лампами нам света не хватит.

— Ладно, — согласился наконец Владимир Ильич. — Уговорили. Но, чур, только для Кремля.

Вечером он поинтересовался у супруги:

— Не понимаю, Надюша.

— Что?

— Глеб — это понятно. И Феликс давно радеет за электричество. Но почему так усердствовал Троцкий?

— А ты не знаешь?

— Нет.

— Он привез в Москву пять вагонов электрических ламп. А продать не может.

— Зачем же он их брал?

— Решил, что на товар, которого нет в продаже, можно делать любую наценку.

— Но у него еще нет электричества!

— А это он забыл учесть.

Как бы то ни было, соратники уговорили Владимира Ильича. И построили Шатурскую станцию.

И ведь очень стоящая оказалась вещь!

Где-то далеко горят печи, дымят трубы, кочегары шуруют в топках. А в Кремле — тихо, чисто, светло. Кнопочку придавил — загорелось. Еще раз — погасло. Удобно, приятно, не пахнет.

Не успели в Кремле порадоваться новинке, как стали возникать неприятности. Лампочки стали светить тускло, вполнакала. Думали — диверсия. Искали врагов. Пока Кржижановский не шепнул на ухо вождю:

— Дзержинский сделал себе отвод на Лубянку и много электричества забирает для своих опытов.

Владимир Ильич незамедлительно вызвал главу ЧК.