Михаил Колосов - Похвала недругу

Тронул я Неваляйкина за рукав:

— Эразм! Ты ли это?

— Я, я! — быстро ответил он. — А что?

— Да как-то ты переменился…

— Э-э, брат! Жизнь требует. — Наклонился к уху, пояснил громко: — Тактику пришлось изменить, понимаешь. Теперь снова я при должности!

— То есть?..

— Тебе далеко ехать? До конца? И мне тоже. Садись — расскажу. Раньше я как жил? Напишу роман — несу в издательство. Ну, организуешь там внутреннюю рецензию на себя, ну, потом попросишь кого-то отклик хвалебный написать в газету… Обычное, понимаешь, дело. И не очень хлопотное. Теперь этого мало, теперь трудно стало пробиваться. А почему? Да потому, что без должности. Сейчас все решает должность. И потому должности, брат, теперь нарасхват. Вот и пришлось идти наниматься. Работаю старшим редактором.

— Много работы?

— Да-а нет! Не в работе дело. Самое тяжелое в моей службе — надо раз в неделю являться в издательство. Мой день — понедельник. А понедельник — день тяжелый, голова, понимаешь, болит… Но дело не в этом. Должность для чего? Чтобы тебя знали, замечали, привечали, не обходили молчанием. Вот теперь меня стали замечать: «Эразм Иванович, мы вас выдвигаем в комиссию…», «Эразм Иванович, вы не возражаете поехать с делегацией?», «Эразм Иванович, мы хотим вас сделать членом…» Ну, я, понятное дело, не возражаю. Да не только не возражаю, а стараюсь везде успеть помаячить. Иначе должность твоя — пшик. Это, понимаешь, как пузырь дырявый на воде — его все время надо поддувать, чтобы он оставался на плаву. Так и тут. Чтобы тебя знали, надо все время мельтешить: там присутствовал, там принял участие, там выступил, там встретился, а там, смотришь, уже возглавил!.. Может, видел — показывали как-то вечер юмора? Не видел. Жаль. Я выступал. А какой из меня юморист — сам знаешь. Когда случайно услышу анекдот, поверишь, аж самому стыдно: не знаю, где смеяться. А пригласили — пошел: надо мельтешить. Дошла до меня очередь, вышел и так прямо и сказал: «Я ведь, товарищи, не юморист. Но я думаю, что меня пригласили для разрядки, чтобы вы отдохнули от смеха». В зале: «Ха-ха!» В президиуме: «Хо-хо!» После говорят мне: «Как здорово ты выступил!» А я же знаю, все дело в моей должности: редкий из них, кто не придет ко мне со своей рукописью. Но и этого мало при должности. Это все работа, так сказать, самая поверхностная, а есть еще подспудная. И она-то, подспудная, и есть главная при должности. Будто строишь здание — возводишь его сверкающие этажи, один за другим — это мельтешение. А разве дом устоит без фундамента? Нет! Вот тут-то и надо должность использовать помимо возведения этажей на поверхности, одновременно и для подведения под это здание крепкого фундамента. А фундамент — это книги! Издания! Публикации! Как можно больше, как можно шире, как можно чаще! Использовать на полную катушку свое издательство и все другие, куда только можешь дотянуться. И обеспечить все хвалебной критикой. Моя должность дает такую возможность, только не зевай.

— Каким образом?

— Да просто это все делается! К примеру, попадает ко мне рукопись такого-то. А этот такой-то не просто какой-то там, а тоже при должности. При первой же встрече я ему всучиваю свой рассказ или повесть. Мол, так и так — посмотрите, пожалуйста. Ему деваться некуда, берет, смотрит сам, иногда сам и дорабатывает — старается опубликовать. А куда он денется? Не напечатает, я тоже буду к его рукописи относиться с прохладцей. Если совсем и не удастся забодать, то поманежу, оттяну издание на годик. Для этого тыща причин найдется, чтобы оправдаться. Конечно, он этого не хочет. Договор, к примеру, заключаем — я опять ему в одну руку бланк соглашения, а в другую — свою рукопись. Иной попадется честный, претит ему все это. Вижу — аж зеленеет, негодует, значит, а я будто не замечаю, сую ему свое сочинение. Да еще нахально говорю с ним как бы на равных — на «ты», обращаюсь по имени — Валя, Леша. Действует!

— И многого ты достиг таким образом?

— Я лично — пока нет, я еще — новичок. Но примеры подобного могу привести. Ты знаешь такого писателя — Свистулькин? Первый раз слышишь? Я так и думал. Я его тоже не знал. Да и никто его не знал. Человечишка он маленький и меленький. На вид тощенький, черненький, как муравьишке И — злобненький. Но цепкий! Пописывал рассказишки. Никто его не признавал. Устроился в издательство. Стал издаваться. И тут же стали появляться о нем хвалебные статейки. Дальше — больше. Выдвинулся. Как только утвердили — тут-то о нем статьи пошли такие!.. И самого интервьюируют: «Что вы думаете об этом?», «Что вы скажете о том?», «Ваше мнение о проблеме?»… Прочитаешь — ну, думаешь, наконец-то новый гений появился. А это всего-навсего проныра на должность влез. На вопросы отвечает, статьи по любому поводу пишет, а последнее время уже только подписывает — пишут за него другие. На своей работе шустрит: в издательский план ни одного человека не включит, кто ему без надобности. Посмотришь — обязательно все нужные люди: либо те, кто уже сработал на него, либо еще сработает: газетные, издательские работники, начальство разное. Сам за два года издался во всех издательствах, получил несколько журнальных премий. И теперь прет на лауреата. И он будет им, вот увидишь! А до этого кто его знал? Никто. А сейчас? Тоже никто не знает, а кто знает — плюется, а ему тоже на все наплевать. Обнаглел, свою должность использует на полную мощность. Он по телефону разговаривает только так: «А, привет! Ну, как там? Будет статья о моем однотомнике? Будет? Ну, хорошо. Приходи… Считай, что твоя книга в плане», «А, это ты? Привет! Ну, как там, моя фамилия стоит в списке? Стоит? Хорошо, молодец! Приходи, договор заключим на твою рукопись». И сам мельтешит, где только можно. Вот наугад возьми любое литературное издание, закрой глаза и ткни пальцем — попадешь в Свистулькина: присутствовал, участвовал, выступал или еще что-то делал. О нем пишут. Он о ком-то пишет. Ей-богу, будет лауреатом. Но он молодец: сам живет и вокруг себя людям жить дает. Своих издательских работников поддерживает. А иначе как же жить? Окружение должно быть, опора. У нас двадцать пять редакторов — и все пишут. Все заведующие пишут. Начальник АХО пишет. Гардеробщик долго не писал, сейчас тоже расписался, вошел во вкус — творческие отпуска берет, строчит. Недавно старшая машинистка написала рассказ. Муть! Старуха вспомнила свою первую любовь, всплакнула. Свистулькин похвалил, пообещал: «Наберется сборник — издадим». Наберется! Каждый год треть плана у нас идет на своих сотрудников. Тома издают — во какие толстенные. И само собой — бумажка первый сорт, переплетики — классикам такие и не снились. И кому надо — тоже изданьица делаем, как на экспорт. Поэтому у нас в издательстве тишь да гладь да божья благодать. Все довольны. Каждый доволен сам собой и друг другом. Начальство — подчиненными, подчиненные — начальством.