Михаил Колосов - Похвала недругу

— Так, может, это и хорошо: оригинально? — решил я его успокоить. — Все с премиями, а ты без нее! А?

— Очень оригинально! — обиделся Неваляйкин. — Тебе только шуточки шутить… С такой оригинальностью не то что собрания сочинений своего не увидишь при жизни, а и обыкновенного томика избранных. «Оригинально»!

— Но в чем же дело? Ведь, наверное, есть же какая-то система в этом деле, какие-то критерии?..

— Есть система, и критерии тоже есть. Только их научились очень ловко обходить. Одних деятелей я разгадал — эти начинают вихлять. Знаешь — и нашим, и вашим. Один вот так вихлял-вихлял — ему премию. А он еще больше завихлял, в одну неприятную историю вляпался, тогда ему — большую премию. Так и дошел до самой высокой. Не знаю вот только, успокоился он или нет. А другой молодой еще, но ушлый. Написал повесть — хорошая, написал роман — хуже, второй — еще хуже. Запсиховал, интервьюшки стал давать с душком, западные корреспонденты к нему начали принюхиваться. Дали премию — успокоился. Вот я и не пойму: в этих случаях премия — то ли награда за вихляние, то ли успокоительные пилюли? И мне завихлять, что ли? Но это крайняя мера, и я на это не пойду! Разве я сволочь какая, чтобы из-за премии родное продавать?

— И на том спасибо.

— «Спасибо»! Опять смеешься? А что́ мне за это «спасибо», думаешь, однотомник издадут? Нет, этого я так не оставлю! Пойду выше! До самого Никона Никоновича дойду — он меня поймет!

Схватил газету, побежал…

Ах, бедный ты мой, неугомонный Неваляйкин! Употребить бы тебе всю эту энергию, все эти хлопоты, все эти нервы да на полезное дело!..

Да нет, видать, не скоро он теперь успокоится, — занесло, завихрило человека… А жаль…

Эразм Неваляйкин прислал мне приглашение на товарищеский ужин по случаю своего пятидесятилетия. Приглашение было отпечатано на плотной белой бумаге с портретом юбиляра на лицевой стороне. Портрет, как и водится в таких случаях, был двадцатилетней давности — тот самый, где он подпирает кулаком склоненную набок голову. Уж больно, видать, нравится ему этот портрет — настоящий писательский вид, задумчивый и усталый. Мыслитель.

Не доверяя почте, Эразм позвонил и справился — получил ли я его депешу. На прощанье сказал:

— Приходи, старик, обязательно приходи. С видными людьми познакомлю. Ты еще зауважаешь Неваляйкина! — хохотнул он. — До встречи!

Я обещал, но вовремя прийти на торжество, к сожалению, не смог. Хотел было уже совсем не идти, но все-таки решил: лучше поздно, чем никогда, и пошел. Однако чем выше поднимался по ресторанной лестнице, тем сильнее одолевала неловкость, а ноги мои тяжелели и путались, будто подцепили на них пудовые гири. «Вот сейчас, — думалось мне, — открою двери, и масса незнакомых людей, именитых и знаменитых, подгулявших уже, вдруг прекратит общий гомон и обратит свои взоры на меня — кто ты, мол, откуда и зачем сюда так поздно?..»

Потоптавшись у дверей и набравшись решимости, я наконец потянул за массивную ручку. Дверь бесшумно открылась, и я вошел в зал. Вошел и оторопел от неожиданного безлюдья и тишины, царившей здесь. «Не туда попал? Нет, зал тот же, прежде чем войти, проверил… В чем же дело?..»

Постоял, осмотрелся. Зал большой, просторный, как для игры в волейбол. Столы, расставленные огромной буквой «П», празднично сервированы: ветчина, рыба разная, икра, коньяки, водка — «Пшеничная», «Сибирская» и цветы, цветы…

Вдали, в самом центре верхней «перекладины» этой буквы «П» маячили две человеческие фигурки — они были так далеко, что казалось, будто смотрю я на них через перевернутый бинокль. По могучей шевелюре я узнал юбиляра и, семеня по скользкому паркету, направился к нему. Рядом с Эразмом сидела бледная, как мумия, его жена Милочка. Поздравив супругов с торжеством и вручив юбиляру подарок, я пошел обратно вдоль столов — стал искать свое место. Дело в том, что перед каждым креслом на пустых тарелках здесь стояли переломленные картонки с надписями: «Министр такой-то», «Министр такой-то», «Председатель Госкомитета такой-то», «Председатель Госкомитета такой-то», «Секретарь СП такой-то», «Секретарь СП такой-то», «Секретарь СП такой-то» — секретарей СП было особенно много. Потом пошли директора и главные редактора издательств, вперемежку с ними значились главные редактора журналов, затем замелькали фамилии деятелей кино и Литфонда… Боже мой, кого тут только нет! Под конец пошли просто фамилии, среди них я нашел и свою.

Сел, огляделся. И только теперь заметил в конце противоположного ряда кучечку каких-то людей. Они пили, ели и тихо разговаривали, не обращая внимания на юбиляра.

Я не спеша приготовил закуску, наполнил стопку и поднял ее в сторону виновника торжества: мол, пью твое здоровье! Но он на это никак не отреагировал, наверное, из-за дальности расстояния не видел меня. Пришлось подняться и снова идти к юбиляру — чокаться. Чокнулись, выпили, облобызались.

— Я, кажется, перепутал время? Рано пришел? — спросил я, кивнув на пустые кресла.

— Нет, просто неудачный день выбрался: все, понимаешь, заняты сегодня. У этих коллегия, у тех секретариат, а у тех редсоветы…

— А может?..

— Не-не! — решительно отмахнулся Неваляйкин. — День неудачный. Я же сам лично с каждым разговаривал, как с тобой. Обещали, но… Нет-нет, не думай. Неделю назад я был у одного своего друга на юбилее в этом же зале. У Фильки Косорылова. Так все присутствовали. Он, правда, полуклассиком уже считается. Но тут даже не в нем дело, — Неваляйкин перешел на шепот и сообщил мне доверительно: — У него жена — бестия рыжая: что хочешь организует, кого хочешь притащит. Всех знает, знает, кто чем ведает, до каждого дойдет. У-у, баба еще та! — он покосился на свою Милочку, поморщился, повел носом в сторону — не то. — Я у нее и картонки вот эти с надписями одолжил. Придется повторить вечер, такой случай упускать нельзя. Только день надо выбрать удачный и организаторскую работу провести как следует.

— Да стоит ли? Такие траты, зачем?

— Стоит, — твердо сказал Неваляйкин. — Стоит. Это все окупится.

— Каким образом?

— Темный ты человек, как я погляжу. — Неваляйкин указал на одну картонку, сказал: — Вот этот человек Косорылову на вечере подарил договор на двухтомник, а вот этот — дополнительное соглашение к старому договору на повышенную ставку, а вот тот — удвоил тираж уже печатающейся книги… Ну? И кроме того, моральный выигрыш: во время вечера я подошел запросто к человеку, чокнулся, поговорил о том о сем, справился о здоровье и з а п о м н и л с я! А потом случись дело какое — я уже иду к нему, как к знакомому. И ему уже неудобно будет после этого не принять меня или отказать в моей просьбе — он обязательно постарается помочь. Это дело, — Неваляйкин простер над столами руку с растопыренными пальцами, подобно командарму над макетом будущего сражения, — это дело очень сближает людей! Проверено.