Сергей Чевгун - Мои пятнадцать редакторов

"С тех пор прошло много лет, но с моряком я так и не встретился…"

Так завершается в рассказе эпизод с моряком. Так он закончился и в реальной жизни. Сашу Пастушенко я больше не встречал. Не знаю, выпустил он свой сборник стихов или нет. Да и жив ли Саша или уже читает стихи ангелам – тоже не ведаю. Я же, в отличие от своего героя Митрохина, не ушел через год на краболове к берегам Камчатки – "слушать ритмы моря и зарабатывать на обратный билет". Хотя и собирался это сделать, не скрою.

В конце апреля разыскало меня письмо из Амурской области. С большим опозданием ответили на один из моих запросов, которые я написал в январе и отправил в дальние края – на Алтай, в Кемерово, Иркутск и так далее. Писал редактор районной газеты "Ленинское слово" В.И. Галузин. Мол, извините, что задержался с ответом, все дело в том, что пришлось немного подождать, пока райисполком выделит для редакции квартиру. И вот теперь можете смело приезжать к нам в Поярково. Если не передумали, конечно.

И стало мне тогда, честно говоря, не до краболова.

В Благовещенске я бывал и раньше – в 1974 году. Приезжал сюда вместе с театром КДВО, в котором работал тогда монтировщиком декораций. Город запомнился просторными улицами, основательными домами и красивой набережной, с которой хорошо был виден китайский город Хэйхе. Бросались в глаза десятки кирпичных труб на той стороне Амура – наследие "большого скачка" середины пятидесятых, когда трудолюбивое китайское население занималось выплавкой стали в домашних условиях.

В конце семидесятых капитализм за Амуром еще не строили, но и с развитым социализмом уже не ладили. Взаимная неприязнь туманом клубилась над рекой. Китайские пограничные катера на встречном курсе сердито поднимали волну в сторону сопредельного государства. Изредка попадались мелкие суденышки, облепленные черноголовыми пассажирами от киля до клотика. И как они при бортовой качке в воду не сыпались, одному Будде известно.

Фарватер у Амура извилист, и "Метеор" часто прижимался совсем близко к китайскому берегу. Председатель Мао щурился с огромных портретов на гордость советского речного флота. На фоне убогих крестьянских фанз круглолицый председатель выглядел особенно внушительно. При виде скоростного "Метеора" рыбаки на берегу бросали снасти и демонстративно поворачивались к ревизионистам спиной. Так и стояли, подбоченившись, пока судно пролетало мимо. Время дешевого китайского ширпотреба в обмен на богатый русский лес было ещё впереди.

Для редактора Галузина журналист с Сахалина был вроде кота в мешке. Свое любопытство редактор скрывать не стал: не успел я как следует оглядеться с дороги, как меня уже позвали.

– Сельской тематикой заниматься приходилось? – стал расспрашивать Галузин.

– В общем-то, приходилось. Правда, я в отделе писем работал…

– У меня вакансия в отделе партийной жизни. Так что готовьтесь осваивать новые темы, – деловито заметил редактор.- А фотографировать умеете?

– В принципе, да.

– У нас район сельскохозяйственный, одиннадцать совхозов и колхоз, ездить приходится много, – продолжал Галузин. – Материалы в газету идут практически с колес. Все делаем сами: и корреспонденции пишем, и сельских механизаторов фотографируем. Выходим как все – три раза в неделю, на четырех полосах. А в посевную и уборочную – ежедневно, на двух. Само собой, норма строк: ее надо выполнять. Для газетчика это святое дело!

Я представил себя, ежедневно выполняющего норму строк, и вспомнил Сибирь. Всего-то две буквы лишних: там – Ярково, а здесь – Поярково. А разницы практически никакой: и там, и здесь только и делают, что строчки считают.

– Тяжело, не спорю, – посочувствовал Галузин. – Зато какая оперативность! Знаете, как у нас говорят? Утром – в куплете, а вечером – в газете! То есть, наоборот: утром – в газете, а вечером…

Здесь в кабинет вошел какой-то высокий и худой, с суровым солдатским лицом, и ситуация с куплетом осталась до конца не проясненной.

– В чем дело, Александр Ильич? – несколько нервно спросил Галузин. – Видите, я занят!

– Извините, но там Турков…

– Что – Турков? Я ведь его домой отпустил.

– Не уходит. Говорит, пока материал не допишет, нипочем из редакции не уйдёт. Прямо и не знаю, что с ним делать.

– Сейчас я ему такой материал покажу! – пообещал Галузин, выскакивая за дверь. Худой последовал следом.

Материал редактор показывал долго, минут десять. Через стенку прорывались голоса: "А вот нечего здесь бордель устраивать!" "Так ведь знамя вручали, переходящее. Грех за него не выпить!" "А вы здесь причем? Знамя же не вам вручали?" "Да какая разница? Главное, вручили…" "А я говорю, домой, домой иди!"

В конце концов, таинственный Турков домой все-таки ушел, и голоса за стеной разом стихли.

– И ведь журналист неплохой, пишет много, а стоит только в какое-нибудь хозяйство съездить, так два дня на работу не выходит, – сказал Галузин, вернувшись в кабинет.- Давно бы выгнал, если бы столько строчек не давал. А у вас, извините, как с этим делом?

– Со строчками? Только по праздникам, – успокоил я редактора. – Новый год, 1 мая, 7 ноября…

– Да вы, как я погляжу, с юмором, – усмехнулся Галузин. – Наверное, фельетоны пишете?

– А что? Есть интересная тема? – нагло спросил я, хотя до этого не написал ни одного фельетона.

– Там посмотрим, – уклончиво отвечал редактор. – Ладно, не буду вас задерживать с дороги. Идите, отдыхайте. А вот и ключ от обещанной квартиры… Только деньги там не лежат, – торопливо добавил он, заметив невольную улыбку на моем лице. – Деньги еще заработать надо…

Журналист П. Турков был из местных. Лет пятидесяти двух или трех. В свое время работал в колхозе, потом вступил в партию и подался в районную печать. Возглавлял в газете отдел сельского хозяйства, раза два в неделю ездил в командировки и обожал вино "Яблочное" по рубль тридцать две бутылка. Не мадера, понятно, зато дешево и сердито. Пьянел Турков быстро, писал еще быстрей. А захмелев как следует, принимался строчить вообще с невероятной скоростью.

– Одно плохо: граматёшки у меня маловато, – честно признавался Турков. – Зато опыта много. Могу один всю газету сделать. Спорим?

С Турковым не спорили: ясно, что сделает, было бы "Яблочного" в достатке.

– Да сделать можно все что угодно, Петр Иванович, – иногда не выдерживал я на редакционных планерках. – Но ведь надо же грамотно мысли излагать, – и на правах дежурного обозревателя (в те времена в газетах еще практиковалось обсуждение на планерках журналистских материалов) раскрывал свежий номер "Ленинского слова". – Вот, послушайте, что вы пишите: "Прошедший накануне дождь весь вчерашний день поливал раскисшую пашню". Это же стилистически неверно. Если дождь уже прошел, как он мог поливать? Опять же, пашню возьмем: она же только после дождя раскиснет, но никак не перед дождем! Или дождей было несколько, а вы лишь о самом последнем написали?