Анатолий Трушкин - Кто на свете всех смешнее?

Отомрут пороки один за другим, и останется наконец последний – взяточничество. И то только так останется... символически.

Приходишь в высшие инстанции, даешь символическую взятку – и тебе тут же всё делают... тоже, конечно, символически.

Вечером гуляю себе и гуляю... ага, на улице прямо. Просто так гуляю себе... без задней мысли... и без передней, просто для здоровья. Еще не хотел выходить-то. Потом вышел чего-то. Гуляю и гуляю себе. Хожу просто мимо помойки, и всё... Я всегда там гуляю – привык, что ли? Просто хожу смотрю по сторонам. Смотрю и смотрю себе по сторонам. Смотрю и смотрю себе... смотрю – торчит что-то.

Внутренний голос говорит:

– Не бери!

Ага, несколько раз:

– Не бери!

И еще я не хотел брать-то, потом взял чего-то... Сверток. Там сто тысяч долларов. Ну понятно – потерял кто-нибудь.

Внутренний голос говорит:

– Пошли домой!

Ага, несколько раз так:

– Пошли домой!

Еще я хотел пойти домой-то! А пошел чего-то в милицию. Пришел, говорю:

– Не надо никаких благодарностей, просто оформите всё, заберите деньги.

Деньги они сразу оприходовали. Капитан говорит:

– О! Молодец вы какой! Нашли сто тысяч долларов и сразу к нам. Очень хорошо... В полнолуние нормально себя чувствуете?

– Нормально.

– О! – Смотрел, смотрел на меня, спрашивает: – А пятью пять сколько будет?

Я говорю:

– Двадцать пять.

И видимо, он не ожидал правильного ответа – растерялся.

Потом кладет перед собой револьвер, говорит:

– О! Что мы всё вокруг да около? Давайте поговорим чисто по-человечески. Вы – нормальный человек. Нормальный деньги не принесет. Вы принесли. Значит, что-то здесь не так. У нас тоже не всё слава богу с раскрываемостью преступлений. Что, если я никому про сто тысяч, а вы возьмете на себя два убийства, одно изнасилование и угон машины?

Я говорю:

– Давайте! Только машину я не умею водить, изнасиловать у меня рука не поднимется, а в то, что я могу убить, вообще никто никогда не поверит.

Он встал, китель одернул, говорит:

– О! Я уже вам верю!

И вызывает кого-то. Тут же с бумагой, ручкой входит писец... не, писун... не, правильно, писец.

Внутренний голос говорит:

– Отрицай всё.

Несколько раз громко так:

– Отрицай всё!

Главное, я решил: буду отрицать всё. А сам чего-то говорю:

– Убийства, что были за последние десять лет, – мои. Изнасилования, хранение и скупка краденого, чеканка фальшивых монет, подкуп, поджоги, наводнения – это всё мое.

Кроме того, записали на меня всё, что у них накопилось: запугивание ОМОНа, охаивание отечественной порнографии, осквернение пивной и два самосожжения.

Они сбегали кофе сварили, печенье достали – вообще как-то мы подружились.

– А знаете, – говорю, – кто Кеннеди убил?

– Кто?

– Я.

Капитан достал из сейфа бутылку водки, колбасу, выпили все на брудершафт.

– А знаете, – говорю, – кто организовал татаро-монгольское иго?

– Кто?

– Я.

Они встали. Капитан чувствует, что скоро майором станет, спрашивает:

– Ваша настоящая фамилия?

Я говорю:

– Аль Капоне.

Капитан посерел маленько... Короче, нехорошо получилось. Говорю:

– Я пошутил... На самом деле я из налоговой инспекции. Откуда у вас сто тысяч долларов?

Капитан:

– Вы же принесли.

Я говорю:

– Когда?!

– Да только что. Мы еще на брудершафт пили.

Я говорю:

– С кем?! Что вы несете?! Я – непьющий.

Капитан чувствует, что скоро лейтенантом станет, говорит:

– Надо же, чтобы человек человеку верил.

Я сказал:

– О!

И пошел домой.

У одной женщины муж пил... не сильно так, но все-таки... до беспамятства.

Она со старушкой одной сговорилась. Этот мужик просыпается как-то после пьянства – видит, по комнате мечется женщина преклонного возраста... в одной сорочке чего-то. Он забеспокоился: мол, где это я?

Смотрит – он дома у себя. Тогда он думает: «Кого-то я привел, значит. Но чего она староватая какая? Одни мослы торчат. Как будто она сто лет работала лошадью в шахте».

Тут дети его выбегают, они тоже в заговоре участвовали, кидаются к этой женщине, кричат:

– Мама, мама! С добрым утром.

У него от нервов ноги задергались. Вернее, одна. Одна спокойно лежит спит, а одна чего-то задергалась.

Тут старушка как скажет:

– Вставай, сокол мой...

У него и вторая нога задергалась.

Полгода прошло. Щас хорошо живут с женой... недавно купили себе велосипед... в кредит. Оба очень любят кататься. У него, правда, дрожь осталась и ноги на педалях не держатся. Так что он в основном за седло хватается, бежит рядом. Пить, конечно, бросил, а от велосипеда не оторвать его.

Можно, можно излечиться от пьянства, средств много народных.

У одной женщины муж тоже пил. Не очень сильно, правда, не до беспамятства. Он раздеться сам не мог. Она через Дроздова из «Мира животных» достала немного жидкости... от вонючки... и всем стаканам в доме дно смазала. Так вроде в квартире запах ничего, лесной даже, а как стакан к носу подносишь – от вони спазм делается. А еще она рядом сидит, говорит:

– Из чего только теперь водку не делают! Такую пить – надо навозом закусывать.

А он навозом чего-то не захотел. Щас хорошо живут... в том месяце ремонт сделали... в коридоре.

А одна женщина, у нее муж тоже пил... не сильно, он сам раздевался. Не сразу, конечно... ближе к утру. Но он как разденется, кровать не мог найти.

Она думает: «Лучше я один раз потрачусь, чем всю жизнь в нищете жить». И как-то в понедельник, куда только можно чего влить, влила водку.

Муж приходит вечером, сел щи хлебать – там водка. Он кинулся к холодильнику, достал кефир, чтобы запить, – там водка. Она кричит:

– Тебя Бог наказал! До чего ни дотронешься, всё водкой становится. Бросай пить!

Он орет:

– Нет! Никогда! – И бегом в туалет, стакан целый раз из бачка, а там тоже водка.

Щас хорошо живут, пошили ему новое пальто... из ее старого. Конечно, умом он немного тронулся, но зато совсем не пьет... даже воду.

А одна женщина, муж у нее тоже пил... совсем не сильно... кровать мог найти... взобраться не мог.

Она на ксероксе напечатала фальшивых денег. Как за хлебом муж, она ему настоящие дает, как за водкой – фальшивые.

И он начал замечать, что как за хлебом – ему хлеб дают, а как за водкой – ему дают в морду. В какое время ни приди. Хоть ведро бери. Хоть сто граммов. А что он, донор, что ли? Всякий раз за стакан водки полстакана крови сдавать.