Анатолий Трушкин - Кто на свете всех смешнее?

И как даст этим помидором... в лоб мне. И со всех сторон как началось! А там кто простоквашей торговал, кто капустой квашеной, кто грибами, кто селедкой... не такой уж и маленький рынок оказался.

Стою я весь в томате, в чешуе, в капусте. Понимаю, что кредит доверия к президентам исчерпан. Думаю: «Сейчас срочно в Барвиху, душ приму – и за работу!»

И тут вижу – мужик один тянется рукой к тыкве. В мозгу молнией: не успеть! В Барвиху. Мужик тыкву берет, размахивается... Вдруг крик:

– Пустите меня к этому человеку! Я – первая леди страны.

Там еще леди были... с кошелками, не пускают ее. Но Галя пробилась ко мне. Говорит:

– Отрекись от власти.

Я говорю:

– Ты чего? Такой случай. Вообще у нас никогда еще никто от власти не отрекался.

Она:

– А ты отрекись. Не доводи страну, ты – невезучий. Отречешься – я тебе прощу всё и буду любить.

Ну чего... я дурак, что ли? Конечно, я отрекся сразу. Обнял Галю, говорю:

– Ничего, Галь, что-нибудь подвернется еще. Смотри, – говорю, – какой хороший знак мне в небе.

А над нами как раз журавли клином летят. Красиво – слов нет. Говорю:

– Царские птицы!

И Галя говорит:

– Да. С такой высоты и так точно...

И мы пошли домой.

– Стыдобище, – выговаривает мне дед, – историю не знать... собственного народа! Позорище!

– Ни у кого у нас в роду по истории двоек не было, – поддакивает бабушка. – Вперед всего история шла.

– Обормотище! – тянет дед. – Бывало, и на гулянку придешь – первым делом за историю.

– А как же! – отводит глаза бабушка. – За что же еще? За историю сразу.

– Слушай, бестолковище, – говорит дед, – я тебе аккуратно всё обскажу. В одна тысяча девятьсот семнадцатом году, уж это, считай, прошло... почти сто пятьдесят лет, объявился Ленин. Работал он у Всесоюзного старосты Дзержинского Якова Михайловича.

– Иосифа Виссарионовича, – поправляет бабушка.

– Работал по найму. У Дзержинского, запомни, на Лубянке была своя контора.

– Дзержинский – конторщик?! – удивляется бабушка. – Он был рыцарь. Прозвище ему – Чистые Руки. Очень руки любил мыть. А остальные не мыли вовсе, а он по сто раз на дню мыл. Махнет, бывало, рукой – дескать, расстреливайте без меня, а сам все равно бежит руки мыть.

– Не даст сказать, – раздражается дед. – Прозвище ему было Горячее Сердце Холодный Лоб... Нет! Наоборот – Холодное Сердце, а сам все время в горячке был.

Бабушка крестится:

– Что несет! Тоже родной истории не знает. С температурой-то кто был?.. Троцкий – буревестник.

Дед растерянно моргает:

– А проститутка кто же?

– Все, – уверенно и спокойно говорит бабушка. – Проститутки все они были. А главный – Сталин. Настоящая ему фамилия Брежнев Никита Сергеевич. Из цыган. Плясал всё.

– Нет, не слухай ее, – предупреждает дед, – пожалуй что брешет она. Ленин был. При нем были ленинцы, настоящие большевики, мечтатели-правдолюбы: Ежов, Ягода, Берия. Их всех победил Горбачев Красное Солнышко. Ласковый очень был, как солнышко, всем всё обещал.

– Господи! – всплескивает руками бабушка. – Как же так можно с родной историей?! Взял и переврал всё на свете. Обещал всё кто? Ельцин.

– Нет! – торжествует дед. – Тут погодь. Ельцин обещал трудности, голод, цены большие. И энтот сдержал свое слово! Но он промахнулся. Он водочку запретил пить.

– Запутает ребенка вконец, – пугается не на шутку бабушка. – Кто кому запретил-то?.. Ему самому запретили. Кашпировский Чума Алтыныч. Сказал: тебе с утра не надо... Да там уж пей не пей – ГКЧП пришла.

– Да, – подтверждает и дед, – это вот которые после Чернобыля уроды, они объединились.

– Герои они были, – застывает торжественно бабушка, – почитай-ка Вторую окончательную историю России.

– Враги были, – твердо говорит дед. – Пьянь последняя. Пропечатано в Третьей неподдельной истории Руси.

– А потом-то? – светится бабушка. – Когда историю переписывали окончательно, нашли, что герои они, оклеветанные ни за что ни про что. Всем памятники им поставили мраморные да гранитные.

Дед машет рукой:

– Когда после Окончательной была Великая перепись истории, памятники посносили – докопались в архивах, что змеи они. Всплыло, что Горбачев-то – шпион английский. Звали Маргарет Тэтчер.

– Белены ты объелся, – говорит бабушка, – не иначе. Почитай-ка Четвертую правдивейшую историю России. Что там сказано?

Они спорят, какая история России вернее – Бесповоротная пятая или Неподдельная Окончательная шестая, а я под их спор засыпаю.

В дреме мне весело, потому что двойку я получил за прогул, а урок я выучил назубок по учебнику «Четырнадцатая Разумная Наиправдивейшая история России».

Ленин – это который у Белого дома носил бесплатно бревно и тем бревном нечаянно придавил Гайдара. С этого и рынок пошел.

А потом во сне я скакал на белом коне с черной гривой по Красной площади, а навстречу мне, улыбаясь, шел друг всех детей Лаврентий Павлович Ульянов.

– Простите, это мне померещилось или это у вас написано?

– Где?

– На ценнике.

– А что там написано?

– «Сто рублей» написано!

– Вам померещилось.

– Спасибо. А то я уже холодным потом покрылся. Думаю: было три рубля – стало сто!

– Это не сто, это вам померещилось.

– Спасибо. А что там написано?

– Там написано «семьсот».

– Не «сто»?

– Нет, написано «семьсот».

– Семьсот за кило?!

– За пол. За кило – две тысячи.

– То есть как? Кило только в два раза больше, чем полкило.

– Это вес, а у цены же меры нет.

– Мне сорок граммов, пожалуйста.

– Мы сейчас не отпускаем.

– Почему?

– Меняем цены.

– И сколько же будет?

– Сто рублей.

– Полкило?

– Сорок граммов.

– А револьвера застрелиться у вас нет?

– Есть. Десять тысяч.

– А один раз выстрелить?

– Двести рублей, если со своим патроном.

– А с вашим?

– Шестьсот.

– У меня не хватает.

– Значит, вам не повезло – вам придется жить при этих ценах.

– Скажите, пожалуйста, вот эта лампа сколько стоит?

– Это люстра.

– Это люстра?!

– Да.

– С одним патроном всегда была лампа.

– А это люстра. Семь тысяч.

– Такая поганенькая – семь тысяч?!

– Ручная работа.

– А почему штамп заводской?

– Это деталь с завода.

– Так вы что, из ворованного собираете?

– Это коммерческая тайна.

– Такая поганенькая... Она небось и не светит.

– Светит. Светит – ослепнуть можно!