Леонид Резников - Хлопоты ходжи Насреддина

– Да, да, я уже знаю, – поерзал на камне Зариф. – Ваш вор, дорогой Мустафа, вместо того, чтобы красть, заделался паршивым строителем и возводит дом оборванцу по имени Икрам.

– Что ты болтаешь? – взревел оскорбленный Мустафа, хватаясь за саблю. – Саид, лучший мой вор, строит дом какому-то вшивому нищему?!

– Давайте не будем горячиться, уважаемый, – остановил его Зариф, вдруг почувствовав себя более уверенно. Он сразу смекнул, что неосведомленность и растерянность главаря банды выходит ему на руку. – Если вы не верите мне, то можете послать в дом к Икраму своего человека, и там вы застанете Саида с лопатой или молотком в руках.

– Но как такое возможно? – ошалело уставился на Зарифа Мустафа. – Чтобы Саид так поступил… Нет, я отказываюсь верить!

– Я бы тоже рад был поверить в обратное, – криво усмехнулся Зариф, – но ведь тогда бумага была бы уже у меня. Что, к сожалению, не так. Однако я прекрасно понимаю ваше возмущение, и даже готов простить те деньги, что я уже передал вам ранее.

– Правда? – окончательно запорол все дело Мустафа.

– Истинно так! Ведь дело, которое привело меня к вам сегодня, гораздо серьезнее.

– Слушаю тебя, Зариф! – Мустафа принял серьезный и грозный, как он полагал, вид, выпрямив спину и возложив левую ладонь на эфес сабли.

– Ваш Саид попал под влияние гнусного нечестивца Насреддина, которого нелегкая занесла в наше селение!

– Ты сказал, Насреддина? – порывисто вскочил с валуна Мустафа.

– Вы не ослышались, почтенный Мустафа. Именно Насреддина. И именно у него должен был выкрасть бумагу ваш Саид.

– Так почему же ты не сказал мне об этом заранее? – от возмущения уши у Мустафы стали алыми, словно вобрали в себя пламя факелов, освещавших пещеру.

– Разве я мог подумать, что вашего знаменитого вора может остановить какой-то там ходжа?

– Да, ты прав! Ну, только попадись мне в руки бестолковый мальчишка.

– Насреддин, – произнес Зариф. – Вы хотели сказать Насреддин.

– При чем здесь он?

– От него все беды. У меня он украл важный документ, у вас увел лучшего вора. Нашего муллу выставил из селения. А что будет дальше, ведает лишь один всевышний.

– Что же ты предлагаешь?

– Мне кажется, – лицо Зарифа потемнело, будто на него набежала тень, – он слишком зажился на этом свете!

– Ты прав, – немного поразмыслив, сказал Мустафа. – Но кто поможет ему закончить свой жизненный путь на земле?

– Не совсем понимаю вас, Мустафа. Разве у вас нет ни одного отчаянного головореза?

– Как не быть? Но убийство – очень дорогая работа, – покачал он головой.

– Э, разве можно в такой момент думать о деньгах, когда речь идет о нашем с вами благополучии? Возможно, самой жизни! И вот тогда уж точно для нас с вами наступят те обстоятельства, о которых, почтеннейший Мустафа, вы изволили говорить в самом начале. – Зариф немного помолчал и добавил: – К тому же, как я уже говорил, я готов простить вам долг за невыполненную работу.

– Хм-м, – Мустафа в сомнении потрепал бороду. – Хорошо! Обожди здесь.

«Да!» – едва не выкрикнул счастливый Зариф. Такой удачной и прибыльной сделки у него давно уже не было. Еще бы! Все его предыдущие расходы окупились с лихвой, а заодно и Насреддину пришел конец. Вернее, придет. Ведь хладнокровный убийца – это не малолетний слюнтяй Саид. С ним-то уж наверняка ходже не совладать. А деньги, которые Зарифу удалось вытянуть из Хасана и муллы, оказавшегося еще жаднее, чем полагал Зариф – об этом он будет молчать. Ни мулле, ни мирабу совершенно необязательно знать о стоимости сделки. Да и вряд ли они пойдут уточнять у Мустафы, сколько именно тот взял за работу: Хасан труслив, а мулла выше мелочных склок. Впрочем, тоже порядочный трус. А уж если Насреддину придет конец, в чем Зариф нисколько не сомневался, то и о деньгах никто не вспомнит…

Душа Юсуфа была черна, как и его одежды. Чужая жизнь для него не стоила и ломаного гроша, даже еще меньше. Впрочем, и человеком-то Юсуфа можно было назвать с большой натяжкой. Не зря он от своих подельников получил кличку Бешеный пес. Зато свою жизнь безжалостный убийца, как это часто случается с подобными ему людьми, очень ценил, полагая, будто она важнее жизни какого-нибудь бедного дехканина в расцвете сил, дряхлого немощного старика или малого ребенка. «Нищих, измученных тяготами жизни, – частенько рассуждал про себя Юсуф, – на свете пруд пруди – одним больше, одним меньше. Старики же достаточно пожили на свете, к тому же дряхлый старик – сущая обуза для родни. Поэтому и те и другие должны быть благодарны мне, отнимающему их никчемные жизни. Что же до детей, так ни к чему плодить лишних голодранцев. Эти тоже должны сказать мне спасибо – я не позволяю изведать им муки бедности». Поистине страшная философия, но таков был Юсуф. Богатых он ненавидел за их богатства, бедных – за бедность, счастливых – за то, что те счастливы, а плачущих – за их слезное, как он полагал, слюнтяйство. Себя же Бешеный пес мнил не иначе как умелым огородником, пропалывающим сорняки, или даже хакимом – лекарем, врачующим неизлечимые болячки человечества. Именно поэтому ценность своей жизни циничный Юсуф считал выше чужих.

Юсуф уже не помнил, откуда в нем развилась подобная жестокосердность, да и никогда не задумывался над этим: что проку в пустых размышлениях? Был он крайне раздражителен, а раздражение мгновенно перерастало в неуправляемую ярость – так было с ним в молодые годы. С тех пор он стал мудрее, как ему казалось, и научился с презрительным пренебрежением относиться ко всему, что ненавидел. Выход ненависти он давал в согревающих его черную душу набегах и нечастых поручениях главаря банды, после чего Юсуф ощущал небывалый подъем настроения, переполняясь прямо-таки бурлящим в нем счастьем.

Мустафа был единственным человеком, к которому Юсуф испытывал некое подобие благодарности, ведь именно Мустафа спас его от сабли палача, выкупив столь нужного и полезного человека за баснословную сумму. Но Юсуф знал: у благодарности есть цена, и ее нужно отдать. И, любя жизнь, он со рвением отплачивал Мустафе за собственное спасение.

В тот день Бешеному псу Юсуфу выпал очередной случай погасить часть «долга чести».

– Юсуф! – сказал ему Мустафа. – Мне нужны твои услуги.

– Конечно, главарь, о чем разговор! – радостно воскликнул Юсуф, ощущая, как в нем нарастает возбуждение, зудом отдаваясь во всех конечностях разом.

– Хорошо, Юсуф, – удовлетворенно кивнул Мустафа, держась за эфес сабли. Юсуфу он нисколько не доверял, даже по прошествии стольких лет, которые этот страшный человек провел подле него.

Главарь хорошо понимал: Юсуфа держит при нем лишь благодарность за спасение его никчемной шкуры. Но благодарность не бывает вечной и со временем забывается, а мысли о долге всегда тяготят разум. И когда-нибудь чаша благодарности переполнится. Тогда Юсуф вполне может решить, что банде нужен новый главарь, более сильный, более жестокий, более кровожадный, и прочие «более», то есть, он – Юсуф. И хорошо, если Мустафа закончит свои дни подобно дряхлому Хашиму, но, скорее всего, Юсуф окажется не столь милосерден к нему, ибо милосердие ему чуждо.