Леонид Резников - Хлопоты ходжи Насреддина

Так он думал, подходя к дому Саида, со двора которого доносились сильный шум и людской гомон.

«Чего, интересно, у них там творится? Неужели презренный вор Саид решил устроить новоселье? И откуда только у него деньги взялись? Неужели, ходжа тратит мои деньги?..»

Ахматбей нетерпеливо постучался в калитку, потом еще раз. Наконец она открылась, и на пороге возник Саид.

– Что вам, уважаемый?

– Мне нужен ходжа.

– Ходжа? Одну минутку, – Саид затворил калитку перед самым носом менялы, собравшегося было войти во двор.

– Нет, что себе позволяет этот заморыш! – обиженно проворчал Ахматбей себе под нос, отпрянув назад. Но тут калитка вновь отворилась, и перед менялой возник Насреддин.

– А, Ахматбей! Что вас привело ко мне?

– У вас были какие-то проблемы. Я беспокоился и решил зайти и узнать, все ли уладилось.

– Приятно слышать, но все проблемы разрешились наилучшим образом. Понимаете, вместо двух баранов купили одного…

– Баранов?

– Ну да. У Саида свадьба, и полным ходом идут приготовления.

– И из-за какого-то одного барана было столько шума? – не поверил своим ушам меняла.

– Простите, почтенный Ахматбей, но разве недостачу барана можно назвать пустяковом? А из чего же тогда готовить плов, шашлык и прочее?

– И вы по этой причине отложили свой отъезд?

– Я взялся лично проследить, чтобы все устроилось как надо, – важно ответил Насреддин. – Молодежь может упустить какую-нибудь важную вещь, и тогда все пойдет наперекосяк!

– Да, да, вы правы, ходжа, – перебил Ахматбей. – Но скажите, ваш отъезд…

– К сожалению, мне пришлось его отложить. Саид слезно просил меня задержаться и помочь ему с обустройством дома и хозяйством на первых порах. Так что, сами понимаете, – ходжа, как бы извиняясь, развел руками.

– Жаль, очень жаль, – выдавил через силу Ахматбей. С его губ готовы были сорваться более крепкие выражения, но меняла сдержался.

– Да вы не расстраивайтесь так, – подбодрил его Насреддин. – По крайней мере, бедняки вернули свои деньги. Всего доброго, уважаемый. – Сказав так, ходжа вновь захлопнул калитку перед носом разом сошедшего с лица менялы.

Некоторое время он стоял, сверля взглядом резную деревянную дверь, за которой готовились к веселью, а потом сплюнул в сторону и потряс кулаками.

– Ы-ы, будь ты проклят, старый проходимец! Будь ты проклят!

Ответом ему был хохот с той стороны забора. Ахматбей принял его на свой счет, но он ошибся: тем, кто смеялся, было просто весело на душе и притом не было ни малейшего дела до жадного менялы, стенающего под забором от осознания того, как ловко его провели.

Когда Ахматбей вернулся к себе домой, купец, гостивший у него, обо всем догадался по его лицу.

– Ну что, и вас провел старый прохвост, а?

– Шли бы вы, почтеннейший… – огрызнулся меняла.

– Куда? – не понял тот.

– Спать! – буркнул Ахматбей и поплелся в дом, непрестанно что-то ворча себе под нос и дергая щекой.

Говорят, когда тебя поминают словом, то твои уши краснеют и начинают гореть. Чепуха! Уши у Насреддина в тот вечер никоим образом не изменили ни своего обычного цвета, ни теплоты. И ему вовсе было наплевать, что думает о нем меняла и ему подобные. У него и без того забот был полон рот, а переживая, если и были, то исключительно приятные.

Время уплаты налогов – не самое приятное из времен. Оно наступает, как только собран урожай. Налогов имелась целая уйма, а тех, кому они причитались, числом были никак не меньше самих налогов, если не больше. В небольших селениях, удаленных от крупных городов, крупные чиновники появлялись, правда, редко – кому хотелось тащиться в такую даль ради пяти-десяти мер зерна и фруктов. Да и вовсе не факт, что удастся довезти собранное обратно в целости и сохранности, ведь дороги кишели разбойными шайками, и запросто можно было лишиться не только собранных налогов, но и жизни. Однако и без крупных чиновников в селениях, подобных тому, о котором идет речь, нахлебников хватало с лихвой.

Очень мелкий, но важный из себя чиновник расхаживал вдоль полей, определяя размер того или иного урожая и причитающийся ему за то налог. За ним, подобно голодной своре собак, на и без того небогатый урожай набрасывались чиновники всех мастей. Тяжело груженые арбы следовали вдоль полей и садов одна за другой, в то время как выращенное тяжким трудом земледельцев стремительно убывало. Первым получал причитающееся ему сборщик налогов Нури. Поскольку в селение редко заглядывали чиновники покрупнее рангом, Нури брал в их счет – сразу третью часть всего урожая, а, покончив с этим, он взимал еще и пятую часть от оставшегося. Всякому было понятно, что Нури никогда не отправлял из селения в полном объеме ту треть, что не имела к нему никакого отношения. Бумаги имели свойство теряться, записи внезапно оказывались подмоченными дождем и оттого становились нечитаемыми – мало ли уловок у опытного сборщика налогов, чтобы занизить в свою пользу собранное. К тому же Нури, как и большинство его братии, отбирали лучшее себе, а вышестоящему начальству доставалось все остальное. Но в таком деле тоже никак нельзя было переусердствовать. Кто-нибудь «наверху» мог однажды заинтересоваться качеством зерна, фруктов или скота, а, хуже того, недосчитаться того или иного. Поэтому как ни хотелось Нури прибрать к рукам самое лучше и оставить побольше себе, а нет-нет, да и приходилось отдавать лакомые кусочки.

Пока ему все сходило с рук. Или всех все устраивало, и потому его никто не проверял. Впрочем, возможно даже, всем было попросту наплевать, что передает им сельский сборщик налогов – так или иначе, а Нури жил припеваючи. Амбары его ломились от зерна, загон для скота был битком набит откормленными, жирными баранами, коровы и быки, чьи бока лоснились от сытости, голосили на все селение от тесноты, а счастливый Нури потирал ладони и радовался словно ребенок, в то время как сердца дехкан и скотоводов сковывала печаль.

В этот раз Нури повезло гораздо больше. Мулла всегда требовал свою часть урожая, и плох был тот слуга божий, кто отказывал выделить часть урожая на нужды мечети. Но мулла пропал, новый же был еще в дороге, и потому сборщик налогов решил урвать себе побольше.

– Ты глупый человек, Садык, – поучал он дехканина, загребая часть урожая себе, – и потому бедный. Но я тебе дам бесплатный совет, как разбогатеть. Я беру свою долю и делюсь ей с муллой. Мулла помолится за меня, и оттого я становлюсь еще богаче. Мне не жалко, я не жадный человек. А ты все жадничаешь, считаешь каждое зернышко – ты скупой человек, Садык. Аллах таких не жалует. Вот и на мечети вы в этом году решили сэкономить. Ай-яй, как нехорошо! Но я думаю о вас, Садык, и потому возьму то, что причитается всевышнему, сам. Ты же слышал, что новый мулла скоро будет здесь?