Николай Ватанов - Метелица

Владимир Братин с букетам белой сирени в руке стремительно выскочил из-за кустов. На скамейке Гретхен не было. На ее обычном месте сидела незнакомая немочка и прилежно вязала чулок.

Брагин медленно побрел по скверу, обошел несколько раз вокруг высохшего фонтана. Вдали на церковных часах пробила четверть первого. Молодому человеку стало тревожно и гадко на душе. Он подошел к ограде и вопросительно посмотрел через улицу на окно большого, сохранившегося от бомбардировки здания. В нем помещалось бюро, в котором Гретхен работала стенографисткой. Брагину пришла мысль, что может быть Гретхен из окна заметила, что ее скамейка занята и потому не выходит в сквер. Брагин почти бегом кинулся снова к немке с чулком.

— Прошу, фрейлен, извинить мою смелость, — взволнованно проговорил он. — Но когда решается судьба человека, когда… Словом, я убедительно прошу вас пересесть на другую скамью.

Немочка вспыхнула, но безропотно стала аккуратно укладывать свое рукоделие в плетеную корзиночку.

Брагину стало совестно:

Я надеюсь, фрейлен, что вы на меня не очень рассердились? — смиренно проговорил он и снял шляпу. — Разрешите вам представиться. Моя фамилия — Брагин. Владимир Брагин. Эмигрант и инженер по профессии.

— Ach so…о…! — протянула немочка и в свою очередь отрекомендовалась:

— А меня зовут Аннелиз фон-Маул.

Молодая пара пожала друг другу руки.

Покончив с перемещением Аннелиз, Брагин снова стал томиться в ожидании Гретхен. Часы на церкви пробили половину, без четверти и наконец час дня. Обеденный перерыв закончился! Брагин бросил букет сирени в кусты, пересек сквер и улицу и вошел в дверь дома, где помещалось бюро.

Глуповатый на вид привратник удивленно приподнял брови:

— Фрейлен Грета Кредмайер?! Разве господину не известно, что фрейлен Грета уже у нас не работает? Вчера состоялись товарищеские проводы, а сегодня утром она уехала в Гамбург к своему жениху.

Приниженный, словно побитый, побрел Брагин прочь. Пересекая сквер он случайно глянул вдаль, по ту сторону фонтана. Там скромно сидела фрейлен фон-Маул с чулком в руках и ласково на него смотрела.

Это было то, в чем Брагин в настоящую минуту больше всего нуждался: в милой наперстнице, поверенной тайн, на груди которой он мог выплакать свое сердечное горе. — Брагин подошел, попросил разрешения присесть.

Аннелиз оказалась идеальной наперстницей. Она так внимательно слушала, проявила столько женской мягкости, такта и искреннего участия, что Брагин в порыве откровенности вскоре поведал ей все, в частности рассказывал:

— …Что он совершенно одинок на свете и глубоко несчастен. В особенности теперь, когда его так… так бессовестно обманули. Месяц тому назад он случайно познакомился в этом сквере с одной девушкой по имени Гретхен. Светлая блондинка с небесно-голубыми глазами. Ничего низменного, ничего грубо-земного. Ей нельзя было не верить, ее нельзя было не любить… Но нет, всего невозможно рассказать. Да кроме того все это наверно непонятно и неинтересно для других…

Фрейлен Аннелиз прикоснулась своей полной ручкой к его руке:

— Не говорите так, — взволнованно, со слезами на глазах, сказала она. — Я тоже одинока. Родители мои погибли от английских бомб. Папа был торговцем и прежде бывал в России. Он любил эту страну и уважал русский народ. Я вас, господин Волдемар, хорошо понимаю.

Молодые люди стали встречаться.

Прошел год. Была весна и праздник Пасхи. Владимир Сергеевич Брагин с супругой Анной Максимовной (урожденной фон-Маул) в два часа ночи вернулись с заутрени домой.

— Первое, что мы сейчас сделаем, — весело говорил Владимир Сергеевич, сбрасывая пальто, — давай, Аннушка, по русскому обычаю, трижды похристосуемся.

— Давай, дорогой В ладя, пожалуйста, — с забавным акцентом, но довольно правильно выговаривая по-русски, сказала молодая женщина.

Они поцеловались. В это время кто-то запищал в углу. В белой, лакированной колясочке, под кружевным пологом возлежал наследник престола, маленький Николенька, и презабавно сучил ножками. Родители молча в умилении склонились над своим первенцем.

Потом они вдвоем пили вино и закусывали. Брагин подарил жене две пары тончайших чулок и искусно выкрашенную писанку.

— Aber so-etwas! Großartig! — проговорила сияющая Аннелиз. В свою очередь она вручила мужу перевязанный алой ленточкой, пакет. В нем оказался связанный ее руками прекрасный, шерстяной пуловер.

Словом было очень, очень мило. Должно быть по этой причине, от такой неумеренной порции благополучии, Брагин к концу вечера впал в мрачное настроение.

— Все это не то. Немецкий «эрзац»! — хмурясь думал он, расшнуровывая ботинок. — Ничего она не понимает, ничего не чувствует! В церкви сегодня присутствовала, как на представлении в кино.

— Liebling, warum kommst du nicht, — позвала уже лежащая в постели Аннелиз.

— Liebling, Liebling! — передразнил Брагин. — Я прошу тебя, Анна, не звать меня этим «вашим» паршивым именем.

И тут Брагин сгоряча наговорил жене всяких обидных и несправедливых вещей. Он упрекал ее в том, что она его не любит, что она лишь формально перешла в другую веру, что она ненавидит все русское, что она мелочна, насквозь земная и многое другое.

Аннелиз с ужасом смотрела на расходившегося супруга:

— Но зачем же ты тогда на мне женился? — в отчаянии вырвалось у нее.

— Зачем?! — Брагин презрительно чмыхнул. — А потому, что ты тогда была «эрзацем» для меня! Помнишь я тебе рассказывал, что я был увлечен голубоглазой Гретхен. Эта девушка мне была близка по духу. Она никогда не держала в руках спиц, зато была человеком возвышенной души. Идеалистка!

Аннелиз соскочила с кровати и вплотную подошла к мужу. Вся полная фигура ее в красной, развевающейся пижаме дышала ревностью и гневом.

— Послушай ты, глупый! — начала она с высоких, еще не слышанных Бpaгиным за год их супружества, нот. — Ты вынуждаешь меня рассказать тебе то, о чем я обещала молчать. Да будет тебе известно, что однажды вечером перед своим отъездом Грета Кредмайер пришла ко мне на квартиру…

— Позволь, — оторопел Брагин. — Ты разве была с ней знакома?!

— Конечно. Мы были подругами… Грета пришла и говорит:

— Аннелиз, я уезжаю к своему жениху в Гамбург и хочу передать тебе в наследство одного русского парня. Он мне излишен, а тебе, я знаю, может пригодиться. Он основательно обработан мной, влюблен по уши.

— В тебя, а не в меня! — заметила на это я.

— Понятно — в меня, — согласилась Грета. — Но это не так существенно, важно, что влюблен. От твоего умения зависит поймать оглушенного воробья в свои сети. Парень не дурен собой, одинок, питает честные намерения, инженер и служит у американцев.