Светлана Багдерина - Не ходи, Эссельте, замуж

– Я… – тщедушный Бриггст нервно заерзал перед громадным герцогом. – Но я… очки… в кабинете… забыл.

– Пошли принести.

– К-кабинет… з-заперт.

– Дай ключ.

– П-потерял…

– Взломай дверь!

– Так без толку же… Очки-то я еще утром того… со стены уронил… на камни… Да еще лошадь на них наступила… и телега проехала… а с нее бочка упала… и прямо на…

– А записку мою принцессе кто тогда писал?!

– Писарь…

– Так кликни его!!!

– Да… в город я его отпустил… до завтра… за ненадобностью… – жалко развел руками граф.

Не без труда брат королевы проглотил рвущееся на язык проклятие.

– Есть кто здесь грамотный? – грозный взор заставил уладскую аристократию вжаться в свои костюмы.

– Что ж мы, герцог, штафирки какие тебе тут чернильные? – обиженно поджала губы старуха с канарейкой. – Будто у уладского дворянства дел других нет! Обидные твои слова, однако, Руадан.

И тут Агафон – может, из чувства противоречия, может, потеряв в объятьях пылкой графинюшки всяческую осторожность заодно со здравым смыслом, громко и отчетливо ляпнул:

– Ну я грамотная. Давай сюда свою цидульку.

– Ты?!..

Если бы гвентянка взлетела, сплясала на потолке и превратилась после этого в жаборонка, реакция уладов была бы приблизительно такой же. Но горделиво презрев на глазах зарождающиеся кривотолки и сплетни, маг вынул из разжавшихся пальцев Морхольта так и норовивший скрутиться в трубочку кусок пергамента и с выражением продекламировал:

– «Наши лазутчики доносят, что эйтны стягивают свои отряды к Бараньему броду, в количестве двух тысяч пеших и пятисот конных. Два раза по столько еще на подходе из Миму, под командованием первого рыцаря Слейна. Ожидаются через три дня. Посему полагаю, что военные действия начнутся со дня на день. Прошу выслать подкрепление, а лучше скорей указать, куда организованно выравнивать линию фронта, потому что одинакового количества воинов нам за это время не набрать всё равно. Барон Донал. Писано рукой писарчука Ниалла.»

После этого пир сдулся и скомкался, как проколотый мячик.

Взволнованные гости быстро и без энтузиазма дожевали и допили угощение и стали расходиться, наспех бормоча слова то ли благодарности, то ли вечного прощания хозяину и Морхольту. И потому прибытие второго гонца – лакея в забрызганной дорожной грязью ливрее Руаданов – прошло почти незамеченным.

Значение его появления опергруппа по освобождению Конначты поняла только следующим утром.

Когда всё уже было готово и упаковано для обещанного переезда к месту заточения злосчастного короля, дверь отведенных им покоев распахнулась и, решительно ступая, прерд главным специалистом по волшебным наукам и его приемным дядюшкой предстал Морхольт.

Черные брови его были озабоченно сведены к переносице, большие пальцы впились в ремень, на котором висел широкий короткий меч, подбитая кольчугой коричневая кожаная куртка косо свисала с одного плеча. Покрасневшие от дыма факелов и бессонницы глаза придирчиво и строго изучали расположение каменных плит под ногами.

– Я… э-э-э-э… – сделал торопливый книксен Агафон, вспомнил, что у него не допудрен нос, пожалел, что в большой комнате нет зеркала, и одновременно порадовался, что нет и свечей. [34] В замке Бриггстов считалось, что после восхода солнца свечи автоматически превращаются в роскошество и излишество, которое владелец не мог – а пуще не хотел – себе позволить. – Я почти готова.

– Не стоит торопиться, ваше высочество, – хмуро проговорил герцог.

– Это почему? – насторожился волшебник, моментально заподозрив неладное.

Впервые за всё время их знакомства грозный первый рыцарь Улада выглядел как не выучивший уроки школьник после родительского собрания.

– Вчера вечером ко мне прискакал вестник из моего замка, – начал он с видом человека, не знающего слово «околичности». Но на свирепой в иные времена физиономии было ясно написано, что он отчаянно желал, чтобы ему было известно, что это такое.

– Я видела, – скупо кивнул волшебник, словно прильнув к прицелу арбалета.

– Ну так он принес дурные вести про твоего отца, – категорично выдохнул брат королевы, словно рубил мосты.

– Что?! – хор из четырех потрясенных голосов поддержал оглушительное соло Агафона.

Морхольт невесело усмехнулся.

– Хотел бы я, чтобы мои подданные также реагировали на мои неприятности.

– Не уходите от ответа, тиран и чудовище! – подскочил к нему чародей, дерзко замахнулся веером и замолотил им по ладони другой руки, словно взбешенная кошка – хвостом. – Отвечайте по совести, если она у вас имеется: что вы сотворили над моим бедным родителем?! Вы его пытали?! Издевались?! Мучили?! Терзали?! Отвечайте, монстр!!!

Сконфуженный, но не застигнутый врасплох яростным натиском, герцог отступил на шаг, покривился и лаконично закончил.

– Конначта пал жертвой неизвестной болезни.

– Что?..

Великолепная пятерка ожидала чего угодно, но не этого.

– Вы его убили… – почти натурально покачнулся и побледнел Агафон. – Что ты наделал… что ты наделал, безмозглый тупой злобный баран…

– Выбирай слова, дура! – гневно рявкнул Руадан, и маг, приведенный в чувство, подскочил и отпрыгнул под защиту Олафа, проворно вынырнувшего из глубин гостиной.

– Ты на кого орешь, чучело уладское? – не без радостного блеска в глазах в предвкушении славной драчки, отряг грозно вперил кулаки в бока. – Ты на женчину безответную рот свой разеваешь, деревенщина!

Оскорбленный Морхольт схватился было за рукоять меча, но при последних словах конунга недоуменно застыл. Взгляд его устремился на скромно пристроившуюся у камина Сеньку.

– На… нее?.. Я?.. Когда?

– На Ага… Ага, на госпожу мою, вот на кого! – уточнил Олаф, с разочарованием почувствовавший, как аромат грядущей потасовки стал медленно развеиваться в слегка спертом воздухе гостиной.

– Это Эссельте-то безответная?.. – ошалело выкатил глаза первый рыцарь, и вдруг ухватился за бока и громоподобно расхохотался. – Эссельте?!.. Такой славной шутки я не слышал давно!

– Бесчувственное бревно! – капризно, но не без тайного удовлетворения, чародей выкрикнул из безопасности олафовой спины.

Морхольт хмыкнул сердито и собирался что-то ответить, но тут, дрожа от негодования, возмущения и еще нескольких десятков эмоций менее благородных, на арену выступил Ривал. Багровея лицом и топорщась усами, он положил руку на рукоять своего придворного кинжала и угрюмо процедил:

– Что ты сделал с телом, негодяй?

– С чьим? – бессмысленным взором уставился на него брат королевы.

В этот момент он вполне оправдывал характеристику тупого барана.

– Он еще и издевается! – возопил Агафоник Великий, драматично заламывая руки. – Моего бедного папеньки, конечно!!!