Светлана Багдерина - Каждый Наследник желает знать…

– Но я же не знал! Они же не говорили! Не учили! Не рассказывали!.. – почти панически возопил чародей и снова поник, словно шарик, из которого выпустили воздух. – А теперь и не узнаю…

– А хотел бы узнать? – задумчиво, точно самого себя, спросил Адалет.

– Теперь да… – понуро протянул разжалованный студент. – Но поздно.

– Учиться никогда не поздно, – самодовольно хмыкнул старик, и что-то в его голосе заставило Сеньку насторожиться.

– Послушай, великий Адалет, – вкрадчиво заглянула она в хитро прищуренные глаза старика, словно кошка – молочнику. – А может, ты бы взял себе ученика?

– Ученика? – с притворным недоумением округлились волшебниковы очи. – А зачем?

– Ну как же, – повела плечами царевна. – Ведь тебе, в твоем возрасте, не будем таиться, наверняка уже не так просто каждый день да через день ездить в деревню за продуктами, или в город за пивом, или колоть дрова, или расставлять книжки по местам, или пыль вытирать… с цикламена… или циклотрона?

Адалет театрально нахмурился и почесал в бороде.

– Знаешь, девушка… Вообще-то, как ни странно, но ты права.

Сенька исподтишка показала ему язык, но он не заметил – или сделал вид – и продолжил таким же выразительно-задумчивым голосом:

– …А если вытирая пыль… или расставляя книжки… или бегая в город за пивом… пару раз за день… полсотни километров – не так уж и далеко… этот ученик еще и запомнит что-нибудь для себя полезное… как для боевого мага… да еще и научится применять кулинарные чары по назначению… чтобы не сидеть впроголодь…

– То?.. – закусив губу и выжидательно раскрыв глаза, словно не зная, возмущаться ему или упрашивать, нерешительно выдавил Агафон.

– То почему бы и нет, – невозмутимо повел плечом и изрек Адалет.

И это были его первые и последние невозмутимые слова в долгой череде лет агафонова ученичества – но маг-хранитель еще не знал об этом.

– Спасибо. Ты… вы… не пожалеете, что согласились… – запунцовев, как цикламен, помещенный в циклотрон, пробормотал Агафон и добавил, еще не зная, [190] Хоть и догадываясь. сколько в его словах пророческого: – Я этот момент… никогда не забуду. И вы… тоже.

– Ну так куда после Шантони? – прерывая не слишком гладкий поток благодарности, терпеливо напомнил Масдай. – Где у нас теперь школа боевых магов?

– В Вондерланде, спаси-упаси высшие силы эту несчастную страну, – хмыкнул старый волшебник.

– Вондерланд – это до Отрягии… Так и запомним… – пробормотал ковер. – Значит, потом отвозим домой нашего конунга… и потом, наконец, себя. Эх, шкаф ты мой шкаф любимый… Вопросы по маршруту есть?

При слове «вопросы» Иванушка нахмурился, но тут же просветлел:

– Имеются! Хоть и не по маршруту. Анчар, можно у вас уточнить один момент? Который мы сами так и не поняли? Во всей этой истории с вашей погоней за нами?

– Да, конечно, – кивнул атлан.

– Скажите, пожалуйста, как вы нашли нас в Красной Стене? Мы ведь можем поклясться… я, по крайней мере… и Масдай тоже… что всю дорогу до поселка за нами никто не следовал! А ведь вы были там раньше нас! Или…

– Ах, это… – чародей усмехнулся и полез в карман. – Об этом я и сам намеревался у вас спросить. Тис, по крайней мере, сказал, что первый раз в глаза это видит.

– Это – что? – заинтересовались теперь все.

– Это – письмо, – атлан выудил, наконец, грязную, мятую, рваную и местами прожженную бумажку, осторожно – чтобы не распалась – развернул и прочитал:

«Гнездо опустело, птички упорхнули. Но в том, что та, кого мы ищем, жива, не сомневается больше никто. Не медли ни секунды, стрелой лети в дом, где прошло твое детство. Судьба Белого Света решается сегодня.»

– Что это? – тупо заморгала Серафима.

– Это я получил с королевским почтовым голубем, когда мы стояли у двери дома Олеандра и уже готовы были войти. И как я тогда понял, этим письмом Тис сообщал нам, что вас у Олеандра уже нет, что Вишня жива, и что по каким-то невообразимым причинам она окажется в моем родном поселке, куда мы и должны вылетать без промедления.

Ахмет вспомнил эту ночь и побледнел, глаза Эссельте в страхе расширились от недовысказанных перспектив, Агафон досадливо скривился, вспоминая, что тогда он лежал беспомощным под охраной двух друзей, ни один из которых против мага не выстоял бы и нескольких секунд…

Кириан вывел на струнах арфы рваную мелодию и пробормотал:

– Оч-чень, оч-чень своевременная птичка…

И что-то в его тоне заставило царевну присмотреться к миннезингеру повнимательней.

– Ты что-то знаешь?

– Что-то? – нервно усмехнулся менестрель. – Да нет… Почему «что-то»… Я знаю всё. Помните, в доме Вишни мы нашли почтового голубя? Который обнаруживает адресата по запаху?

– Ну и? – догадываясь о развитии событий, ухмыльнулся Олаф.

– Ну я и решил, что самый надежный способ отыскать хозяйку – это послать за ней голубя, а самим побродить поблизости и подождать, пока она вернется. И когда все вышли, я взял из-под лавки немытый носок…

Дружный гогот пассажиров Масдая разнесся над багряным горным пейзажем, пугая баранов, раздражая козлов, озадачивая демонов… и заглушая окончание истории – равно как и пристыженное «Говорила мне мама – стирай носки сразу» атлана.

И поэтому очень часто Сеньке приходилось это делать за двоих.

После шатт-аль-шейхской жары прохладные майские утра предгорья Красной Горной страны даже Олафу казались холодными, а что уж говорить об остальных…

А так как они и до этого у него находились в полуприкрытом состоянии, то вирши свои он прочел с глазами полностью закрытыми, а с последним аккордом погрузился в тревожный чуткий сон.

Здесь и далее Кириана «озвучивал» стихами Дмитрий Касич.

И первым в списке этих хронически удивленных неизменно стоял сам Агафон.

А посему представить монарха, вскакивающего с постели раньше кухарки, не способный по определению.

Хоть и не уверенному до конца, так ли следует обращаться с имуществом и подданными их без пяти минут союзника.

Первая – в адрес своей внешности, вторая – на ажурную кольчугу цвета морской волны, тонкую и легкую, как паутинка, и прочную как молибденовая сталь – персональный подарок отца Масдая. Конечно, Олаф, Иван, Агафон и Ахмет получили точно такие же подарки, только серебристых тонов, но скромно носили их под одеждой, где им и было, по их мнению, место. Серафима же была убеждена, что прятать такую красоту от людских очей – все равно, что носить ожерелья под платьем, а кольца – под перчатками. И Эссельте, получившая от старого волшебника точно такой же дар, была единственной, кто с ней соглашался.