Герда Грау - Красная тряпка

— Поясните комиссии, Снейдер, какие ваши действия заставили флагманский корабль развернуться и увести армаду от границ галактики?

— Я не знаю, — пересохший язык отказывался повиноваться и слова вышли невразумительным писком. — Я ничего не делал.

— Может быть, вы подали ему какую-то мысленную команду? — не унимался председатель. — В тот момент, когда они сканировали ваш мозг?

— Я не думал про него, — признался Давид. — Я отвлекся.

— На что?

Давид покраснел.

— Я… думал о другом.

— О чем именно?

Давид мучительно обвел взглядом комиссию, но не нашел ни в одном лице сочувствия, только холодный интерес.

— Стихи сочинял, — еле слышно ответил он.

— Стихи? — привстал в своем кресле бородатый профессор, и в его голосе прозвучало любопытство, а не презрение. — Стихи?

— Я просто…

— Нет, подождите, — перебил его бородатый. — Можно увидеть ваше стихотворение?

Давид мотнул головой.

— Оно мне не удалось. Его не существует, только в моей голове.

— А о чем оно должно было быть? — вдруг вкрадчиво спросил другой человек, сидевший с краю от основного ряда комиссии. — В двух словах? Любовь, ненависть? Может быть, тоска по дому?

Давид немного приободрился искренним расположением в его лице и развернулся к нему.

— Нет. Мне хотелось записать такое чувство, ну вы знаете, это когда просыпаешься в кровати, но ещё глаза не открыл, и не понимаешь, головой в какую сторону ты лежишь, и представляешь, что к стенке лицом, а глаза открываешь, и оказывается, что ты лежишь лицом в комнату, и вот этот поворот в пространстве, когда тело неподвижно, а в ощущении…

Он замолк, боясь дружного хохота, но никто не смеялся, и даже спрашивающий смотрел перед собой невидящим взглядом. Остальные положили ручки и растерянно переглядывались.

— Понимаете? — совсем уже жалко спросил Давид.

Прошла почти минута, прежде чем бородатый ему ответил.

— Понимаем, — эхом отозвался он, глядя на соседей по очереди многозначительным взглядом. — Теперь-то мы всё прекрасно понимаем.

— … не считая того, что продукты, содержащие генные модификации, вызывают опухоли и мутации!

— Приведите статистику!

— Не перебивайте докладчика, — бесстрастно ответил председатель. – Докладчик, продолжайте.

— Да, я продолжу! – докладчик швырнул в сторону отпечатанные листы. – Под видом цисгенеза продукты подвергались трансгенезу, когда в ДНК растения встраивался ген не растения, а животного. Например, для устойчивости к засухе в пшеницу вносился геном скорпиона…

— Если кусок чужеродной ДНК окажется в кровотоке человека, эта генетическая информация никаким образом не встроится в организм, это антинаучно!

— Дайте ему договорить! – повысил голос председатель.

— Мыши, которых кормили генномодифицированным зерном, погибали от рака! — голос докладчика приблизился к ультразвуковому барьеру.

— Если вы про эксперимент Сералини, то контрольная группа на обычном питании тоже дала рост опухолей среди 30% участников. Крысы вообще склонны к опухолям, и научная чистота эксперимента не доказана. Не подменяйте факты эмоциями.

— Продукты, содержащие генные модификации, устойчивы даже к гербицидам, и можно легко представить себе, какие нарушения они вызывают в организме человека.

— Любая пища, без генных модификаций или с ними, в кишечнике и желудке распадается под действием кишечных ферментов, секрета поджелудочной и желудочного сока на составные части, это не гены и даже не белки. Это аминокислоты, триглицериды, простые сахара и жирные кислоты, люди делают это с любой едой.

— И мы еще удивляемся, что человечество страдает от аллергии, ожирения и бесплодия…

— Вред человеку наносит испорченная им же экология, концентрация вредных веществ в воздухе и воде! Контролируйте выбросы ваших заводов в атмосферу и вы увидите, как ваши аллергии сойдут на "нет".

— Да, в конце концов, они просто и элементарно...

Докладчик набрал в грудь воздуха.

— ... невкусные!

Этого говорить ему явно не следовало. В зале повисла тягучая тишина, а потом входная дверь громко хлопнула. И еще раз. Спикер несколько виновато посмотрел на председателя, потом на красного докладчика и притихших слушателей.

— Кукуруза покинула конференцию, — запинаясь, сказал он. – И картофель тоже.

В воздухе запахло дипломатическим скандалом.

— Эд, куда мы едем?

— Узнаешь. Да уже почти приехали, через пять минут будем на месте.

Эд прибавил громкости в магнитоле и стал фальшиво подпевать исполнителю. Грузовичок подпрыгивал на ухабах грунтовой дороги, бутылка кока-колы каталась по полу, и Макс брезгливо оттолкнул ее ногой. Грязь в грузовичке Эда была нестерпимой. Чтобы отвлечься, он повернулся и стал смотреть в окно. Лесок был негустой, деревья росли так близко к дороге, что ветки иногда проезжали по стеклу прямо у него перед носом.

Осень наступила неожиданно быстро, зеленые листья еще не успели пожелтеть, как грянули заморозки. Снег, такой неожиданный для их широт, выпадал дважды. На работе у Макса компетентные сотрудники винили во всем аномалии климата, ставшие в последнее время частым событием, говорили, что виноваты во всем китайцы и продажные политики. Снег, растаявший на следующее утро, оставил на листьях глянцевитое покрытие, словно сахарным сиропом облил. И когда деревьям пришло время желтеть, они остались стоять зелеными, словно солдаты на плацу.

Грузовик опять тряхнуло, и клетка, стоявшая у Макса на коленях, начала крениться вбок. Он вернул ее на место, поправил наброшенную на клетку наволочку. Наволочка, как и все, что принадлежало Эду, была грязной.

Они свернули еще раз и остановились на краю поля. Пшеницу уже убрали, и до самого горизонта поле желтело остатками колосьев, сквозь которые графической сеткой легли колеи для техники.

— Ну вот, — довольно сказал Эд. — Приехали. Давай-ка их сюда.

Макс отдал ему клетку, вышел вслед за ним из машины. Пока Эд возился с клеткой, он достал сигареты, прикурил одну и тоскливо посмотрел на часы.

— За каким чертом мы приперлись сюда? — спросил он Эда. — И что у тебя в клетке?

— Не что, а кто, — ответил Эд. — Смотри, какие симпатичные.

Он показал клетку, с которой уже стянул наволочку и бросил ее в кусты. Там копошилось два хомяка размером с ладонь, серовато-бурые, с маленькими глазками-бусинками, один из них смешно грыз кукурузную чипсу.

— Это Ро и Кью, — гордо сказал Эд. — Джунгарские хомячки. Они у нас в лаборатории самые долгожители. Я их спас.

Макс поперхнулся сигаретным дымом.

— Ты что, спер их из лаборатории? — завопил он. — Эд, ты придурок? Тоже мне, бэтмен, твою мать! Хочешь, чтобы тебя уволили? За каким чертом они тебе понадобились? Что ты собрался делать?