Наталия Осташева - Но свет в домиках горит

«Ох, вот еще два, три, получилось!» – ликует покупатель, завершая пирамиду из монеток.

«Ничего-ничего, – грустно вздыхает Аглая Поликарповна, закрывая чек, – я не тороплюсь».

И долго еще провожает юношу глазами – до двери, до второй двери, до крылечка, до остановки.

Вечер. Ресторан одного мебельного магазина. Кто-то уронил на пол мышь. Молодую, красивую, белую, с длинным ярлыком про стирку.

Маленький мальчик, семеня за маминой тележкой, замечает упавшую, поднимает, долго смотрит ей в глаза, оглядывается, встречается взглядом со мной, спрашивает, моя ли. Я мотаю головой, у меня пирог. Мальчик подходит к большому семейному столу, протискивается между отцом семейства и бабушкой, держа мышь на вытянутой руке, взгляд у него сосредоточенный и важный. Ребенка никто не замечает. У всех суп грибной из пакетика, утка, брокколи, кофе по жетону и фрикадельки с брусничным соусом и шведским флагом.

– Петя! – раздается обыкновенный крик матери, дети которой всегда ровно семенят за тележкой, а потом отвлекаются на солдат, пожар, баню, мышь, хотя, по ощущениям, продолжают семенить за тележкой, но потом оказывается, что их нет уже полчаса.

– Петя! – кричит мама на высоте в три Пети, потом замечает сына и направляется к нему.

– Петя, – в третий раз произносит мама, настигнув мальчика и схватив за петельку.

Мальчик делает три приставных шага влево и предпринимает последнюю попытку найти хозяина мыши. Протиснувшись между столом и тележкой с желтой сумкой, он трогает за локоть девушку лет двадцати. Она оборачивается, Пётр подносит животное прямо к её глазам и говорит ангельским голосом:

– Мысь.

Звуковая волна уносит шестнадцать фрикаделек в неизвестном направлении, в спину мыши вонзается зубочистка со шведским флагом. Неравнодушный Петя аккуратно кладет мышь на прежнее место, обводит мелком и возвращается к маме.

Никто её не ронял.

На фудкорте девушка подбегает к молодому человеку:

– Саша, Саша, дай мне денег!

– Ну нет, мы так не договаривались, – говорит Саша и тут же открывает бумажник.

– Я триста возьму. Хотя нет, пятьсот! – говорит девушка и убегает в сторону черных чебуреков.

– Чуду блэк! – выкрикивает королева прилавка.

– Лиза! Лиза! – кричит Саша девушке вслед.

Лиза вопросительно оглядывается.

– Лиза, помни, мы – бедные!

– Что-то конкретное ищете? – выплыла нарядным тральщиком из-под сыров и творогов уютная продавщица. На ее кармане вышито «Лиана».

Выходные на рынке – они больше про говорить, чем про купить. Хотя в итоге все покупают. Но насыщаются не этим.

– Сыр, – говорю, – ищу, – и добавляю, – наверно.

– Вы прибыли к месту назначения! – говорит королева сыров и раскрадывает теплые зимние щеки в самой сердечной улыбке.

– Только, – говорю, – не адыгейский, не вот это вот всё, а простой советский сыр. Почему-то, – говорю, – его хочется сейчас, так-то я адыгейский очень люблю.

– Сейчас я вам такой сыр покажу! – говорят прекрасные щеки. – Вы потом полгода ко мне ходить будете. Бежать даже будете за добавкой, а потом сыр кончится, потому что в мае я домой поеду.

– Ох, даже не знаю, – говорю я, а слюни уже текут.

– Но я вернусь! – продолжает дилер, вытирая огромный нож и доставая с прилавка сыр без ценника. – Вы главное прямо как на рынок войдёте, кричите: «Где Лиана!» А там уж я появлюсь.

– Договорились, – говорю, а сама жадно смотрю, как нож в сыр входит, и всё во мне сжимается.

– Вот, – подъезжает к моему носу нож с сыром на борту, – чур, пробовать.

Я пробую каждый карат этого тоненького, почти прозрачного кусочка, и когда последняя крошка исчезает во мне, уже наступает вечер.

Я говорю: «Божественно». И в этом нет ни грамма преувеличения.

– Удивила? – улыбается Лиана.

– Ожидала, – улыбаюсь я на ту же ширину.

Завтра опять пойду.

Взяла в магазине по дороге домой бутылку вина, потом подумала и добавила мерзавчик просеки на случай, если ничего не почувствую. Ну и ещё батон колбасы, сачок и кошачий наполнитель, чтоб всех запутать. Пробиваю это всё.

– Не пробивается, – говорит кассир Элеонора, указывая на вино.

– Как, – говорю, – не пробивается?? – и чуть не добавляю. – Блин!

– Его уже кто-то до вас купил, – говорит Элеонора.

Я моргаю, чтобы не заплакать. Даже не пытаюсь понять, как это может быть, чтобы кто-то купил до меня, и поэтому мне не могут продать и даже подарить.

– Пойдете менять? – понимающе уточняет женщина.

Я оцениваю новые три километра до винного отдела и решительно говорю:

– Нет.

Элеонора пробивает колбасу, мешок цемента и сачок – сосредоточенно и спокойно, будто это стандартный набор для одинокой девушки после работы. Но тут к ней по ленте подъезжает одинокий мерзавчик просеки, и королеву штрих-кодов пробивает на «хи-хи». Она смеётся сочно, глубоко, во всю грудь, похрюкивая на слабые доли.

– Какой у вас, а-ха-ха, маленький и смешной алкоголь! – еле выговаривает она сквозь смех. – Маленький и смешной алкоголь, ах-ха-ха-ха!

Никогда не чувствовала себя такой беспомощной.

– Не сюда! – преградила мне путь женщина, когда я, задумавшись, едва не шагнула на траволатор, едущий на меня.

– О боже, спасибо, – сказала я, успев отпрыгнуть, и подумала: «Все-таки, как ни крути, добрые люди меня окружают».

– А у нас, кстати, акция! – прервала спасительница мои размышления о добре и указала на витрину.

– А? – не сразу отозвалась я.

– Акция у нас! – повторила гений стратегического маркетинга. – Беспроводные наушники за одну тысячу рублей.

Всё равно верю в добро.

И вдруг выбежал из кустов, подтягивая на ходу штаны, дальнобой, занявший шесть парковочных мест, и ко мне (ну а к кому ещё на абсолютно пустой улице ночью):

– Девушка, девушка!

Ну я, понятное дело, отпрыгнула вбок на шестнадцать метров, инстинкты-с.

– Да ой всё, – говорит, – да я деньги отнимать не буду, погодите.

Ну, раз не будет, вернулась.

– Вы вот подскажите, я сказал навигатору «Булатниковская», а он меня хрен знает куда завез, к наркологической больнице, а куда там грузить?

– Ну я бы попросила: не хрен знает куда, а на Болотниковскую, это почти центр, а вам до МКАДа надо.

– И чо я, и куда я, – говорит, – и где МКАД этот?

– Да вон туда, – говорю, – потом направо. Вот как я иду, за мной прямо поезжайте.

– Так, может, это – подбросить?

Рядом ехал, в общем, шесть парковочных мест и я.

– Что-то ещё? – спрашивает девушка с бейджиком Тхань.

Я посмотрела, Тхань – хорошее слово, значит порядочная, интеллигентная, воспитанная. Но повар зовет ее Дилхох