Наталия Осташева - Но свет в домиках горит

– Что-то ещё? – повторяет Тхань-Дилхох.

– Да, – говорю, – щас, – говорю и, набирая полные лёгкие воздуха, заказываю, – Бун бо нам бо!

– Зураб, бун бо нам бо! – кричит она в глубину кухни.

– Бун бо нам бо! – эхом повторяет Зураб (или Фонг, или Хьен).

И я жду, что все вокруг начнут танцевать.

Или, например, Леша. Он может взять да и написать среди ночи: «Был в опере».

А ты сиди и гадай, какая драма за этим. Потому что где Леша, а где опера. Это как если бы я сообщила, что была на выставке ковров, и пусть все потом головы ломают, какую игрушку-сверкалочку мне на 8 Марта дарить.

И я говорю: «Леша, спокойно, ты можешь рассказать мне всё. Буквально всю правду. На всякий случай у меня есть коньяк».

«В общем, маньяк-убийца в красном, – с готовностью начинает Леша, – много лет гоняется за каким-то оборванцем, потому что тот был влюблен в его сестру, они хотели бежать, но их застукал папа».

Я наливаю. Говорю: «Продолжай, не нужно держать в себе, пустое это. Ночь, зима. Плакать на морозе – глаза слипнутся, брови инеем покроются, очки запотеют. Нервничать на льду ночью – упадешь, будешь лежать беспомощный. Вон, вся тропинка в старушках».

«В общем, это вышло случайно: он уронил пистолет на пол и случайно убил папу. – оправдывает Леша убийцу, а я забываю, что было до этого – человек-паук или тореадор. – А в финале маньяк находит жертву и сам от его руки погибает, но до этого успевает убить сестру, которая пятнадцать лет маскировалась под отшельника в соседней пещере».

Приятное чувство завершенности сюжета разливается по всему телу.

– А как ты всё это понял? – спрашиваю я минуту спустя.

– Что именно? – настороженно уточняет Леша.

– Ну вот что Альваро убил Карлоса, а тот прикончил Леонору? Они так понятно пели или так убедительно ходили?

– Откуда ты знаешь про Леонору? – прилетает напряженное сообщение, и в ту же секунду зеленый огонек гаснет.

За окном завывает ветер. Все, кто выдал себя, стоят над пропастью, каждый над своей.

Москва. Планетарий. Незнакомая малышня из первого «Д» сидит на полу и коллективно раскручивает Марс.

– Какое небесное тело больше: Земля или Марс? – спрашивает экскурсовод, женщина с красными волосами.

– Скучно, скучно, скучно, скучно, – бурчит, проходя мимо, отбившийся от своей группы мальчик, похожий на Знайку.

– Где меньше притяжение: на Луне или на Венере? – продолжает работать с детьми экскурсовод.

– Мам, пойдём в буфет? – дергает маму за рукав мальчик поменьше.

– К Земле летит вот такая махина, – разводит руки экскурсовод, – какая часть её долетит?

– Вот такая! – показывает ладошку девочка из первого «Д».

– Вот такая! – показывает ладошку побольше – мальчик.

– Бабушка, мне страшно! – плачет девочка детсадовского возраста с маленьким пони в руках.

– Летите на Марс! – скандирует экскурсовод. – Вы там построите исследовательские базы!

– Простите, – поднимает руку мальчик со справочником.

– Да, конечно, формулируй, – улыбается экскурсовод.

– Я читал, что Луна врежется в Землю, и Земля разрушится, – старательно формулирует мальчик.

– Луна улетает от Земли на четыре сантиметра в год, – успокаивает экскурсовод, – у нас будет много других неприятностей, но Земля не разрушится.

Все облегченно вздыхают.

– Так, первый дэ, встаем, встаем, встаем! – командует молодая учительница.

– А что случилось? – спрашивает тревожная девочка.

– А зарядка!

Пожилой иностранец пытается позавтракать в одной сетевой кофейне.

– Добрий ден. Каща, – старательно произносит он, затем сжимает губы для нового сложного слова, но «пожалуйста» сказать не берется.

– Каша? – улыбается девушка за прилавком.

– Каща, – печально повторяет иностранец.

– Гречневая, рисовая, овсяная? – улыбается девушка.

– Да, – кивает мужчина. – Плыз.

– Каша гречневая, рисовая, овсяная? – старательно артикулирует девушка, даже не пытаясь переключить раскладку.

– Оф-сьяная, – повторяет что успел голодный клиент.

– Что-то ещё? – спрашивает девушка.

– Ягода, – говорит иностранец и показывает что-то вроде движений на спиритическом сеансе над воображаемой тарелкой с кашей.

– Топпинг? – догадывается девушка, думая, что продолжает говорить по-русски.

– Ес! Ес! Топпинг! Ес! Ёр инглиш из гюд!

– Клубника, малина, земляника? – улыбается девушка шире щелкунчика.

– Ммм…? – вопросительно мычит иностранец.

– Къ-луб-ни-ка, ма-ли-на и-ли зем-ля-ни-ка? – не менее вопросительно артикулируют работница месяца.

– И-лы-зем-лья-ны-ка, – кивает иностранец, отирая лоб платком с монограммой.

Я примерно так же ем за границей – что успею услышать, то и повторяю. А там уж как повезёт – енот там в манго или припущенная редиска в аспарагусе. Заказал – ешь, уважай чужие традиции.

У прилавка с морковью бородатый мужчина лет пятидесяти шести с благородной сединой и в модных очках долго смотрит в одну точку, затем достает телефон.

– Офелия, здравствуй. – говорит он торжественно голосом лектора с каруселью слайдов в диапроекторе. – Чем занимаешься?

В трубке что-то долго и обстоятельно отвечают, он кивает, ещё раз и ещё.

– Да, я читал другую книгу того же автора, – говорит он, перекладывая пакеты с морковью, словно мерчандайзер, – очень неплохо, очень. Обсудим с тобой обязательно.

Офелия опять что-то говорит, бородач кивает.

– Ну, знаешь, Белинский вот сомневался в поэтическом призвании Кантемира, и что теперь, своего мнения не иметь? – говорит лектор, поправляя очки.

Морковь, уставшая от бестактных бесед в её присутствии, падает на пол.

– Малыш, позови маму, пожалуйста, – просит любитель силлабики, поднимая пакет с пола, и через пять секунд говорит голосом уставшего грузчика, – Зин, ну тут есть большая, маленькая, мытая, немытая, я, думаешь, знаю, какая тебе нужна?

Приснилось, что купила себе какое-то жилье за три копейки в городе, о котором раньше и не слышала. Просто ткнула наугад на карте ближайших областей – захотелось такого безопасного места, где точно нет никаких знакомых, куда можно уезжать на выходные или насовсем и выращивать вриезии и трахикарпусы на универсальном почвогрунте.

И вот я уже поднимаюсь с чемоданом и комодом по лестнице на четвертый этаж в свою квартиру без евроремонта, веселая и беззаботная, читаю надписи на стенах, дописываю свои. Иду и не сразу замечаю, как навстречу мне спускается одноклассник из квартиры напротив, трое бывших коллег (они снимают вскладчину на пятом), перегоняет (не узнает, слава богу, но всё впереди) учитель домоводства Зинаида Степановна, а с перил свешивается и орёт собака, которую я всегда ненавидела.