Сергей Чугунов - Дар случайный. Поэтические произведения разных лет

Зеркала! Сколько в жизни моей ещё будет зеркал?
И в которых из них суждено, впопыхах, отразиться?
Зеркала… зеркала…
Очень просто упасть и разбиться…
Я осколки разбитых зеркал сотни раз собирал.

В королевстве зеркал так легко,
так легко заблудиться
и себя потерять…
Я ж так долго и трудно искал!

Первая строчка – случайная строчка,
не поцелуй – так, касание губ.
Правда моя небольшого росточка,
а дотянуться никак не могу…

Первая строчка – забыта беспечность,
сбито дыхание в предчувствии мук.
Что впереди? То ли шаг в бесконечность,
то ль лабиринт, то ли замкнутый круг…

Первая строчка – последняя мера.
До одурения прост приговор…
Над головою моею несмело
строчка вторая заносит топор!

Что малый ребёнок я в жизнь как в песочек играю.
Неделями замок прекраснейший строю и строю,
и, вроде, дострою, глаза от восторга закрою,
да, вдруг, рассмеюсь, размахнусь и в минуту сломаю!
Никто на развалинах замка не будет рыдать,
ведь не было б счастья в том замке – он весь их песка…
Зачем тогда строить, терзаться, теряться, искать?
Хотя бы затем, чтоб, достроив, спокойно сломать!

А на западе, там на западе
дня
завершается казнь.
Каюсь! Каюсь,
то не моя вина,
и для меня:
ночь – западня.

Повешен ли буду,
расстрелян ли?
Как мне нынче разница.
Всё-таки легче, чем маяться
на прокрустовом ложе постели…

Вот уже не роняют тень
проплывающие облака.
Значит,
умер ещё один день —
продолжается моя казнь.

Год постарел – ему девять.
Прожита большая часть…
Что же мне, что же мне делать?
Только бы не закричать
и не сорваться…
А, впрочем,
услышит ли кто этот крик?
К тому ж не моя это осень —
разрыв между нами велик.

Мне рано сорить облетевшей листвою,
да слёзы-дожди по ночам проливать…
Рискую опять я своей головою —
а чьей мне ещё рисковать?

Погружаюсь в бездонную, едкую ночь
на тринадцать месяцев – не часов.
Ни слащавых надежд, ни раскрашенных снов,
ни друзей, что могли б разбудить
и, хоть как-то, помочь…

Я один на один со своей безучастной судьбой,
но конец предрешён
был вчерашним,
безоблачным днём:
прозвучит долгожданно-родное: «Подъём!»
после долгого, злого: «Отбой».

Блаженствовать иль маяться, любя?
Что слаще мёд или нектар?
Твоя любовь – священный дар.
Моя – безбожный…

Желать иль от страстей бежать?
Смертельней: яд или кинжал?
Твоя любовь – сердечный жар.
Моя – ледышка…

Любить или любимым быть?
И то, и это – колебаний нет.
Твоя любовь – цветов букет.
Моя – бутонов!

Мама,
а, правда, я был очень маленьким;
Маленьким-маленьким, как вон тот малыш;
носил ни по росту валенки
и прыгал в сугробы с крыш?

Мама,
а, правда, я слыл непоседой;
что звали меня – Атаман;
ножовку сломал у соседа,
выпиливая наган?

Мама,
а, правда, я жил беззаботно;
поздно ложился и рано вставал;
работал до чёрного пота —
при этом не уставал?

Мама!
И всё же мне кажется странным,
что всё это помню, что не забыл…

Мама!
А, правда, я стану старым,
но не смогу подытожить: «Был»!

Всё тускней, всё глуше свет…
В моей речи правды нет…
Всё тесней ночи тюрьма…
В моих мыслях нет ума…
Всё сильней, всё злее мгла…
В моём сердце нет тепла…
Всё скверней забвенья бред…
И меня такого нет!

Лёгкой жизни поискал, поискал —
глухо.
Камни в гору потаскал, потаскал —
глупо.
Кусок счастья комом встал…
Дико.
Сердце из груди достал —
льдинка.

Чтобы скрыть то запер я
ставни,
жизнь свою на короля
ставил…
Прорвалась усталость-боль
горлом.
Оказался мой король
голым!

И опять и, как в бреду,
в гору
я несу свою беду —
горе…

Все говорят: «Тебе везёт!»
Какое ж это к дьяволу везенье?
Удачная посадка обещает взлёт,
а мне грозит закончиться паденьем.
И в тоже время я отчаянно везуч,
и пусть врагов моё везенье бесит!
Сорвавшись с недоступных круч —
вновь уношусь я в поднебесье…

Счастье не скрывал, не утаивал…
Всё, что было, даровал, да раздаривал —
и остался почти нагишом!
Нет, вру, имелся грешок,
да и не один, а целый мешок!

Жить нагишом, не смог, зачах
и помер бы…
И пошёл пешком
с мешком на плечах
по миру!

Я грехами по пути обрастал,
но мешок
волок – не бросал,
и пропал, попал на базар!

«Эй, подходите, чай
не слепы,
не глухи…
Продаю ни чай,
ни грибы,
ни духи,
а грехи!»

Простоял с полдня, а может и боле, но
не подходят до меня – боязно!

Что ли нагишом петь-куковать?
Что ли мне с мешком век вековать?
Бросил-скинул я грехи
в море…
Стало жить мне без грехов
скучно.
Пусть я маялся-страдал…
В горе
я друзей-врагов познал…
Тучи
набежали —
дождь полил
изобильный.
Я пошёл шалить-грешить —
сил нет!
Загрущу-завою песнь
подчас я…
неужели это есть – моё счастье?

Чему так часто и впустую говорим,
яко имеем право выбирать?
Куда нейди – ведут дороги в Рим,
как не живи – придётся умирать.

Но нет причин не доверять словам.
Сто раз правы мы, говоря:
«Все в Рим идут…» – но по своим делам!
«И смерть одна…» – у каждого своя.

Были мысли мои шаловливы,
игривы
как дети…
Стрекотали,
мечтали – вращалась Земля.
И я вскоре случайно,
печально заметил,
что растут мои мысли,
и также взрослеют,
как я.
Окрылялся,
менялся,
нуждался
в еде и одежде,
Я совсем повзрослел —
моё детство погибло,
его не спасти…
Я давно не расту,
но, а мысли,
а мысли,
как прежде…
продолжают расти…